Молодая постановщица Анна Зора Берашед не боится обращаться к некогда табуированным темам. Три года назад она выпустила полнометражный дебют 'Две матери', повествующий о попытках лесбийской пары завести ребёнка. Эта тема щекотливая даже для Европы, где ещё недавно французы протестовали против закона, разрешающего гомосексуалам усыновлять детей. У нас же выход подобного фильма был бы весьма затруднителен, мягко говоря, учитывая уровень гомофобии в обществе, абсолютно не сравнимый с немецкой толерантностью, тоже далеко не безусловной. Новый фильм Берашед затрагивает, пожалуй, ещё более запретную тему, связанную с абортами. И дело тут не только в вечном споре - является ли зародыш человеком или ещё нет. Всё, увы, куда сложнее.
Помнится, интересный румынский режиссёр Кристиан Мунджиу уже снимал талантливую работу об абортах '4 месяца, 3 недели и 2 дня'. Отличие между этими фильмами заключается, прежде всего, в разнице культур. Одна и та же тема в разных странах понимается по-разному, а выводы, которые делает автор, в стране не столь толерантной покажутся куда более смелыми. Хотя нынешняя Румыния, безусловно, далека от Румынии коммунистической поры, когда и происходит действие фильма Мунджиу.
В то время как экзистенциализм вдруг переместился в авангард (пример чему хотя бы творчество Мэриена Дора), а также в умный хоррор, вроде недавних 'Зла внутри' и 'Убежища тьмы', официальный артхаус как будто внял призыву таких режиссёров, как Рой Андерссон, сбросить Бергмана с корабля современности и снимать социальное кино. Вот и в работе Анны Зора Берашед иного может даже раздражать показ сытой и довольной жизнью верхушки среднего класса, к которой принадлежат и супруги, ждущие ребёнка. Да какие у них могут быть проблемы! Главная героиня ведёт какое-то глупое шоу в стиле стендап-комеди, навевая ассоциации с женской версией 'Комеди клаб'. Вся её жизнь - La Dolce Vita, лишь забота о собственном комфорте и упоении своим успехом. Оттого известие, что зачатый ребёнок может иметь синдром Дауна и порок сердца воспринимается почти как приговор. Тем более что для женщины рождение даже здорового ребёнка требует изменения образа жизни. Тусовки, карьера - всё это отходит на второй план. Но не все люди готовы пожертвовать личной жизнью ради малыша.
Ингмар Бергман на примере отца в своём славном шедевре 'Как в зеркале' справедливо указал, что отношения ребёнка с родителем подобны отношениям между богом и человеком. Бог создал человека по своему образу и подобию, но в то же время не стесняет его свободу. Главное для родителя - дать мировоззренческую опору. Оттого правильное воспитание так важно для людей, оно буквально определяет всю их жизнь.
Анна Зора Берашед задаётся теми же вопросами, что и экзистенциалисты до неё, например, представители 'новой немецкой волны', но заходит с другой стороны. Её больше волнует социальная сфера, и в этом она своеобразно смыкается с любимчиками фестивальной публики братьями Дарден, годящимися ей в дедушки. Преемственность поколений, правильное воспитание важны и в кино. Только в искусстве редко у кого бывает учитель, поэтому молодые авторы двигаются на ощупь, ошибаются и так приобретают художественный опыт, не менее ценный, чем опыт жизненный.
В случае со вторым фильмом Берашед следует признать, что он почти во всём хорош. Режиссёр убедительно показывает издержки эмансипации женщины, когда она забывает о прелести материнства и вовсе не дорожит потомством, отдавая предпочтение собственному комфорту. Берашед не впадает в сентиментальность и, конечно, ничего не навязывает, понимая, что тема рождения ребёнка-инвалида весьма щекотливая. Ведь немало есть таких семей, которые, даже зная диагноз, отважились родить. Ведь появление на свет дитя – это чудо. Возможно, не стоит вмешиваться в естественный процесс. Ведь стоит начать ранжировать зародышей на потенциально здоровых и потенциально больных, как можно дойти и до признания неполноценными уже рождённых особенных детей. Не лучше ли для них создавать достойную среду? Ведь об обществе судят по отношению к самым слабым.
Пусть фильм Анны Берашед является очередной дистиллированной драмой, по меткому определению кинокритика Сергея Кудрявцева, без глубокого проникновения в психику будущей матери, чем как раз отличался фильм Ингмара Бергмана «У истоков жизни». Главное, что эта работа хорошо вписывается в современный социальный контекст. Люди уже не могут замалчивать острые темы. Они поневоле прорываются на волю, отражаясь и на политике, улавливающей настроения общества. Совсем недавно Германия приравняла однополые пары к традиционным в плане усыновления детей. В связи с этим нельзя не вспомнить сцену из фильма, где герои встречают в больнице однополую семью, решившуюся родить больного ребёнка. С одной стороны, эта сцена связывает второй фильм Берашед с ее дебютом, но с другой позволяет задаться вопросом – а аборт – это проявление силы или слабости. Главная героиня именно так оправдывает себя, не желая признавать, что ребёнок-инвалид был бы просто неудобен для её карьеры, так как требовал бы больше внимания. Муж же, несмотря на несогласие с женой, почти вынужденно подчиняется ей, так как любит. Астрид же не любит никого, кроме самой себя, не желая уделять внимание даже здоровому ребёнку, чего уж говорить про больного. Возможно, неосознанно, но автор также затрагивает другую важную тему нашего времени, удачно выраженную в названии работы Анджея Вайды «Всё на продажу». Факт беременности Астрид, а также предполагаемое заболевание её будущего малыша, превращаются в лишний повод привлечь к себе внимание СМИ. Её муж Маркус правильно говорит в одной из сцен, что её интересует лишь карьера, а ребёнок, которому требуется повышенное внимание, явно будет отнимать её время. Астрид не готова стать настоящей матерью. Её больше заботит профессиональная самореализация, тоже, безусловно, важная для женщины. Но выбор в пользу карьеры вовсе не сделал героиню счастливее.
Экзистенциалисты справедливо утверждали, что наша жизнь – это свобода выбора. Мы сами выбираем ту дверь, в которую войти, и должны без ропота принимать последствия. Для Астрид это прежде всего сомнения в своём выборе. Правильно ли она поступила? Возможно, ребёнок, даже больной, всё-таки важнее?
Режиссёр не навязывает зрителю какую-либо точку зрения, оставляя свободу выбора. Но фильм Берашед – лишний повод задуматься о человеческой жизни, правах инвалидов и ответственности родителей за нерождённых детей. Хотел ли ребёнок появиться на свет? Страдал бы он? Или, может, стал бы выдающимся человеком, несмотря на предполагаемые болезни? Этого никто никогда не узнает. Астрид остаётся только жить с этим. И в перерывах между выступлениями хоть на миг задумываться о правильности выбранного пути. Ведь жизнь – это не кино, и у людей нет кнопки обратной перемотки.
Счастливая семья, любимая работа, что ещё нужно для счастья, разве что только еще один ребенок. Фильм начинается с того, что девушка стэнд-ап комик беременна, и вроде бы все хорошо… Но через несколько растянутых подробно описанных тем, с этими длинными диалогами, очень соответствующие для немецкого кино, мы узнаем что ребенок родится с синдромом дауна и порок сердца. Для главной героини встает вопрос, что выбрать, хорошую жизнь с любимой семьей и отличной работой, либо постоянно жить в страдании и заботе о своем ребенке, от которого ты уже никуда не уйдешь, и все внимание будет только на нем.
Весь фильм состоит из волновой кинодраматургии, когда нам показывают, то психологические и грустные сцены, а затем счастливые создавая эффект иллюзии. В немецком кино это ключевой аспект, ведь немцы и придумали такое направление в киноискусстве как экспрессионизм в кино. Различные виды монтажей, которые использует режиссер только добавляют больше эмоционального и чувственного настроения. Например ассоциативный монтаж (интеллектуальный), в котором под воздействием различных кадров, режиссер заставляет задуматься над тем, что он хотел показать в том или ином эпизоде. Также много тонального монтажа (действия на зрителя с помощью света или колебания света). И излюбленный немцами прием подробности всего происходящего в кадре, что иногда мешает и делает фильм скучным и слишком затянутым. Фильм насыщен множеством приемов и тем самым создает большое психологическое и эмоциональное давление.
«24 недели» это на мой взгляд фестивальное кино (артхаусное), которое не делалось для широких масс, ведь в этом фильме затрагивается тема абортов, которая в неких странах считается жестким табу, которое нельзя пропагандировать. Также в этом фильме были сняты не профессиональные актеры, что такое же сказывается на некоторых момента фильма. Но актеры сыгравшие главные роли, особенно Юлия Йенч (Астрид), которая сыграла в некоторых эпизодах просто блестяще, когда использовались крупные и сверхкрупные планы, она смотрела в камеру и как-будто просила от зрителя помощи и совета, как ей поступить, что еще больше пробуждало интереса к дальнейшем событиям в фильме. Анне Зоре Берашед (режиссёр фильма) удалось показать проблему абортов, которая сейчас в мире очень актуальна.
Фильм очень тяжелый психологически, оставляющий некий осадок после себя в мозгу и душе, но мне кажется, что это так и задумывалось режиссёром и сценаристами. Им хотелось добиться правдивости истории, что в мире происходит все также как и в фильме. Что на самом деле переживают женщины в этот момент и что они чувствуют, видя этого ребёнка, которого так сказать они убили. И, на мой взгляд, им это удалось. За счет музыкальной составляющей фильма и операторской работы, практически поддерживается общее и цельное настроение у зрителя.
«24 недели» заслуживает просмотра, и точно не оставит вас равнодушными. Это фильм, который может поменять чьё-то мировоззрение и вызвать множество и споров и обсуждений
Аборт всегда был животрепещущей темой, особенно в свято соблюдающей принципы гуманизма и толерантности современной цивилизации. Прерывание невинной жизни на самой её заре всегда считалось чем-то грязным, аморальным и попросту неправильным, тем более, что львиная доля идущих на аборт - молодые несмышлёные девицы, не видавшие жизненных трудностей и тем паче не готовые научить частичку себя с ними бороться. Но в случаях, когда светила современной медицины выносят страшный приговор после очередного обследования плода, аборт становится монетой, обе стороны которой равноценно оправданны с гуманистической точки зрения. Если жизнь ребёнка будет полна боли и страданий - есть ли смысл её начинать? Смогут ли любовь и забота родителей затмить волны презрения со стороны окружающих? И хватит ли у них на это сил до самого последнего выдоха, который может настать в без преувеличения любой момент? Вопросы отнюдь не риторические, но ответы к ним далеки и туманны. И тогда в качестве резонного решения выступает своего рода преждевременная эвтаназия маленькой, но уже уязвлённой злым роком души. Но сколь благими намерениями не был ведом путь к этому поступку, всё равно он приведёт в ад. Ведь убийство есть убийство - нарочное прерывание жизни человека. Человека, пускай ещё не осознающего себя, но уже обладающего первичным инстинктом самосохранения. Человека, которому возможно уготована судьба великого учёного или талантливого музыканта. Человека, возможно счастливейшего из всех живущих. Возможно...
Все эти мысли роятся в голове при просмотре ленты Анны Зоры Бернадеш '24 недели', повествующей об Астрид - молодой женщине-стендапере, успешно выступающей по всей стране в сопровождении собственного мужа-менеджера, прелестной подрастающей дочки и только начавшего растягивать живот и платья маленького чуда. Жизнь прекрасна, особенно для привыкшей искать позитив в каждой мелочи комедиантки... Пока один из генетических анализов не обнаружит у плода аномалию, вызывающую синдром Дауна. 'Ничего страшного, переживём' - заявляет счастливое семейство, не обращая внимание на побледневшие лица шокированных родственников. Но выявленный на 24 неделе порок сердца, который даже спустя серию операций будет серьёзной угрозой жизни ребёнка, усиливает столь тщательно скрываемый страх перед грядущими сложностями. С этой ноты Бернадеш плавно разрушает жизнь ещё недавно светившейся от счастья Астрид, подталкивая её к непоправимому, но ни оправдывая, ни порицая её за решения. Занятый режиссёром нейтралитет позволяет создать крайне убедительный и очень жизненный портрет женщины, мечущейся в поисках ответа, которого нет. Сухость врачей, непонимание самых близких и, напротив, помощь почти чужого, переоценка собственной личности и взгляда на жизнь - все эти элементы до ужаса правдивы и если не до боли знакомы, то понятны и доступны каждому.
Но в этом кроется и проблема фильма. При всей аутентичности и жизненности сюжета в нём не нашлось места экзистенциализму. Крушение счастья - мотив довольно затёртый, и лента Берашед не открывает ничего нового, кроме скандальности затронутой темы. Так стоило ли ампутировать пациенту ногу, чтобы проверить свёртываемость крови? Все размышления, все 'за и против', обе стороны монеты остаются лишь тенью на лице актёров да в голове зрителя, никак не влияя на нарратив, а потому движущей силой сюжета с мелкими оговорками мог быть любой другой роковой случай. Несомненно, смелость поднятия столь щекотливого вопроса заслуживает уважения в адрес Бернадеш, но поднимать вопросы без собственного мнения? Кино как искусство всегда содержало в себе некое высказывание, трактуемое, оспариваемое или поддерживаемое массами. Но Бернадеш строго удерживает нейтралитет, снимая с себя всю ответственность словами одного из персонажей: 'Это невозможно понять, пока проблема не коснётся тебя лично'. Что ж, ни дай Бог никому соприкоснуться с такой проблемой.
Зарождение и развитие плода в утробе матери без преувеличения можно назвать чудом, которое необходимо оберегать. Но бывают ситуации, когда по той или иной причине это чудо прерывается посредством аборта. Правильно ли это? Имеет ли женщина моральное право принимать такое решение? Считается ли аборт убийством, или все зависит от срока беременности? Как охарактеризовать аборт, сделанный в связи с обнаружением патологий у еще нерожденного малыша – милосердием и избавлением ребенка от будущих страданий, или же эгоизмом и боязнью родителей не справиться с трудностями? Сложно однозначно ответить на приведенные вопросы, да и в мире нет единого мнения, как нет и художественных фильмов, затрагивающих эту проблему. Поэтому немецкий режиссер Анна Зора Берашед, в чьей стране тема абортов (особенно поздних) вообще является табуированной, решила исправить сложившуюся ситуацию и восполнить сей кинематографический пробел. Серьезно изучив проблему и пообщавшись с медиками, которые охотно шли на контакт, она сняла свой второй полнометражный фильм «24 недели», получивший в 2016 году две награды: приз гильдии немецких артхаусных кинотеатров на Берлинском кинофестивале и приз новому поколению немецких кинодеятелей Студии Гамбург за лучшую режиссуру.
Если в своей дебютной полнометражной работе «Две матери» Берашед рассказала историю о лесбийской паре, которая сталкивается с трудностями стремясь завести ребенка, то в «24 неделях» постановщица пошла от обратного, от дарения жизни к забиранию, уделив внимание поздним абортам. На примере успешной стендап-комедиантки Астрид (Юлия Йенч), готовящейся к рождению второго ребенка и на шестом месяце беременности узнающей, что у малыша обнаружены синдром Дауна и серьезные проблемы с сердцем, она показывает возможные варианты действий и то, как тяжело и мучительно делать выбор в такой ситуации, не понимая при этом, что будет правильнее. Причем Астрид предстоит сделать выбор в одиночку, так как даже любимый муж Маркус (Бьярне Медел) не может до конца ее понять, что неудивительно, ведь мужчинам не дано ощутить и познать все то, что испытывает женщина, носящая под сердцем ребенка. Происходящее осложняется еще и тем, что за жизнью комедиантки внимательно следит публика, которая не прощает ошибок своим любимцам.
«24 недели» можно назвать артхаусной драмой с элементами документальности, потому что в ней снялись настоящие врачи, известные в Германии стендап-комики, люди с синдромом Дауна, а также показаны новорожденные дети, помещенные в специальные боксы для послеоперационной реабилитации. Соответственно, в фильме фигурирует и настоящая клиника. Остальные же роли, относящиеся к главным героям, их семье, родственникам и друзьям, исполнили профессиональные актеры, главной звездой среди которых является Юлия Йенч, превосходно сыгравшая Астрид и весьма убедительно передавшая всю ее боль, душевные терзания и растерянность. В течение фильма она несколько раз пристально смотрит в камеру, словно просит помощи у зрителей, или хочет, чтобы они лучше прочувствовали ситуацию.
Конечно, картина была бы гораздо мощнее и пронзительнее, если бы у Астрид и Маркуса не было до этого ребенка и им бы пришлось выбирать между сохранением беременности и абортом, рискуя больше никогда не иметь детей, но Анна Зора Берашед решила не усугублять историю. Для создания высокого уровня драматизма оказалось вполне достаточно того, что персонажи и так переживают, испытывая при этом давление со стороны окружающих. И не стоит забывать о маленькой дочери (первый ребенок), которая тоже переживает, не понимая, что происходит. К тому же, для пущей проникновенности и создания атмосферы сопричастности, постановщица изредка демонстрирует развивающуюся жизнь в утробе матери, превращая тем самым фильм в нечто очень личное и интимное. А общее настроение истории поддерживается за счет грустной музыки и изящной операторской работы с интересными находками.
Не побоявшись затронуть довольно щекотливую тему, Берашед со знанием дела создала достойную, актуальную картину, которая призвана не оставить равнодушным даже самого черствого зрителя, заставить людей задуматься и вызвать дискуссию.
