В свое время у Годара было много эпигонов: Клюге в Германии, Осима в Японии, Соловьев в СССР, Макавеев в Югославии, Хитилова в Чехословакии, Шеман в Швеции, и несмотря на то, что творчество этих кинематографистов пыталось быть самобытным и выйти из-под влияния французского мэтра, никто из них так и не достиг его высот. Годар остался Годаром в единственном числе. А сколько было картин дилетантских, малопрофессиональных, граничащих с самодеятельностью, также подражавших Годару, которые безнадежно канули в забвение и помнят их теперь только киноведы! Одной из таких лент стали «Ранние работы» Желимира Жилника.
Сейчас, когда даже Макавеев с его гиперсексуальзированными фильмами устарел (исключение составляют разве что «В. Р. Мистерии организма»), картина Жилника смотрится примитивно, декларативно и беспомощно в духе «Поездки в Никласхаузер», одной из самых слабых лент в фильмографии Фассбиндера. Единственное за счет чего выезжает фильм – это монтаж, бодрый, рваный, годаровский, благодаря чему формируется хороший ритм, из-за которого по крайней мере не скучаешь час с небольшим экранного времени.
Герои «Ранних работ» - маргиналы, анархисты, отщепенцы социалистического мира, мечтающие о революционном реванше. Можно сказать, что картина Жилника намеревается представить коллективных портрет «новых левых», отвергающих как советский социализм, так и капитализм. Однако, в отличие от той же годаровской «Китаянки» в их образах нет ничего романтически стильного, интуитивно завораживающего энергией молодости, персонажи «Ранних работ», как доказывает финал, - скорее антигерои, негодяи и мерзавцы, прикрывающиеся привлекательными лозунгами.
В «югославской черной волне» вообще было популярно делать героями подлецов-аутсайдеров, скандально противопоставленных правильным строителям социализма, благодаря таким негативным акцентам и осуществлялась критика коммунистической системы, может быть, не так убедительно, как Шормом в «Отваге на каждый день», где наоборот идеалист-правдолюбец боролся с омещанившимся окружением, но все же довольно тенденциозно и концептуально последовательно. Откровенные сцены и обнаженная натура в «Ранних работах», эротические и вульгарные разговоры нужны Жилнику исключительно, чтобы шокировать обывателя, но тому, кто видел и хорошо знает фильмы Бертолуччи и Феррери, это выглядит смешным и нелепым, а не скандальным.
Ослабленная драматургия, пунктирный сюжет, резкий монтаж, сентенции и цитаты из классиков марксизма-ленинизма, чью мысль герои желают заострить и радикализировать против «красной буржуазии» - все это так жалко копирует элементы годаровского стиля, не давая ничего нового, что синефилу остается только развести руками. По крайней мере хорошо, что фильм длится час, а не два, не успевая надоесть. Спустя годы «Ранние работы» называют наиболее симптоматичным фильмом «югославской черной волны», вобравшим в себя основные ее черты: анархизм, антисоветизм, черный юмор, своеобразно понимаемый, фиксация на патологичных сторонах жизни, подлецы-антигерои в качестве персонажей.
Если судить исходя из «Ранних работ», «Когда я буду мертвым и белым» и фильмов Макавеева можно сказать, что «югославская черная волна» захлебнулась не только из-за преследования цензуры, но и скорее оттого, что не предложила никакого положительного идеала (в отличие, например, от польского кино «морального беспокойства», где альтернативой социализму стало христианство), критикуя советский тип социализма, погрязнув в нигилизме и перверсивности. И потому то, что большинство этих картин забыли, совершенно не жалко.
У этого фильма удивительная судьба. Во-первых, его умудрились снять в социалистической Югославии. А фильм-то насквозь авангардистско-экспериментальный. Конечно, в то же время в Югославии был, например, Душан Макавеев, работы которого не менее провокационны. Однако 'Ранние заботы' содержат совсем уж недвусмысленный критический месседж, который при желании можно назвать даже антигосударственным.
Во-вторых, фильм умудрились попросту не заметить, что вызывает еще больше вопросов. Я, конечно, не специалист по югославскому кино, но даже при известной мягкости идеологических нравов в стране балканских славян все равно непонятно, как это случилось.
В-третьих, попав на Берлинский фестиваль, фильм отхватил там главную награду, и с этого момента наконец-то начались злоключения его создателей. Представьте подобную историю в СССР. Это фактически невозможно.
Что касается стиля, то на первый взгляд это изумительная встреча Годара (прежде всего вспоминается 'Уик-энд') с чуть ли не Монти Пайтон. Сюжет в картине есть, но он не слишком принципиален. Фактически, перед нами набор достаточно абсурдистских скетчей вместо привычного кинонарратива, перемежаемых лозунгами, цитатами из классиков 'левой' мысли, югославскими и советскими песнями, 'Интернационалом' и т.п. Все это обильно сдобрено настойчивым 'ню', изобилие которого в кадре зашкаливает для фильмов, выпущенных по ту сторону 'берлинской стены'.
При этом в фильме очевиден и другой, символический, если не аллегорический пласт. Четыре героя (три юноши и девушка) - это, конечно, метафора самой Югославии, олицетворяет которую героиня (имя её - Югослава, что делает иносказательный пласт картины совершенно открытым для интерпретации). Герои - это несомненно воплощения основных народов страны - сербов, хорватов и, не знаю, словенцев. Вопреки официально декларируемой дружбе братских славянских народов мы видим что-то другое: Югослава вечно становится объектом для манипуляций ее друзей. Так, и сама страна, раздираемая внутренними противоречиями, не содержащая в себе искомый единый народ, движется навстречу неминуемому распаду - вот это режиссер фильма очень точно почувствовал. Неслучайно, что к финалу извечный балканский карнавал политики и секса уступает место вполне драматическим интонациям, а точка оказывается поставленной в момент безусловной идеологической катастрофы.
