Наделенный большой властью обременен еще большей ответственностью. Любой шаг, неосторожное действие, недостаточно обдуманное решение могут повлечь за собой гибель десятков невинных. Положение вынуждает вершить чужие судьбы, быть жестким и хладнокровным, не допускать сантиментов, незыблемо выполняя свои обязанности и порою осознанно обрекая на смерть.

А тебе бы не надо ничего этого! Зачем тебе эти высокие сидения, эта сила, эта власть? Тебе бы дома, с любимыми не расставаясь. Чаще играть с детьми, дольше любоваться красотой жены, по вечерам читать книги, сидя у камина в окружении близких, гулять с ними по парку… Тебе бы окунуться в эту негу счастливой семейной жизни, хоть ненадолго освободиться, стать простым человеком, образцовым отцом семейства. Но ты птица высокого полета. Твоё положение больше тебя. Ты главный. И жизни сотней людей зависят от тебя. Ты должен блюсти порядок.

А он дается большой ценой, ведь гнев людской страшен. И вот льется кровь, вот гибнут дети – кажущийся порядок установлен, ты возвращаешься к иным делам, но что бы ты ни делал, куда бы ни шел, везде ты видишь белый платок, взмах которым стал сигналом к действию. Ты слышишь выстрелы – они заглушают всё вокруг, ты видишь кровь – она застилает глаза, заслоняет от тебя мир. У тебя не было иного выбора, ты должен был дать знак, иначе тебя бы разорвали, закидали камнями, иначе – бунт неминуем. Ты должен был продемонстрировать силу. Только дочь твоя плачет, а жена не хочет видеть и называет детоубийцей. Только в мозгу пульсирует это «детоубийца». Тебя не разорвали люди - ты защитился, но только от эриний нет защиты, только сознание не хочет принять случившегося, а совесть не заснет более. И ты понимаешь, что раскаяние не станет спасением, чувствуешь, что возмездие найдет тебя, во всем видишь знаки и символы, с волнением и страхом ждешь часа, когда возвратятся пули.

В основу фильма «Белый орел» лег рассказ Леонида Андреева «Губернатор», написанный им вскоре после убийства эсерами московского генерал-губернатора в 1905 году. Не нужно вдаваться в исторический экскурс, чтобы понять, насколько непростой была обстановка в России того времени. Умы и души вечно угнетаемого народа уже отравлены революционными идеями, воздух пропитан слепой (ибо не ведает никто, каких именно) жаждой перемен, божий помазанник расписывается в собственном бессилии, допуская ошибку за ошибкой и слепо доверяя решения многих вопросов третьим лицам. Люди, уставшие терпеть, требуют, бастуют и бунтуют, но власть не способна ответить ничем, кроме как еще большим гнетом и насилием, которое порождает ответное насилие. Чем всё закончится ни для кого не секрет – самой жестокой и бессмысленной из всевозможных войн, когда брат встанет против брата, сын поднимет руку на отца, когда к былому не окажется возврата, как нет у ужаса конца.

Может быть попытка Андреева (а вслед за ним и одного из выдающихся творцов «великого немого» в России) художественно осмыслить суть происходивших политических событий оказалась не слишком удачной, но обоим художникам удалось другое. Они смогли психологически достоверно показать муки совести, предчувствие - и страх перед этим чувством - собственной кончины, душевные терзания человека, находящегося в описанных исторических условиях, занимающего правящий пост и ответственного за пролившуюся кровь.

Снимая свой фильм много лет спустя после публикации рассказа, Протазанов переработал исходный текст, убрав из него ряд сцен и мотивов и переместив некоторые акценты. Значительно понизив градус экспрессии и психологизма, коими отличаются произведения Леонида Андреева и из-за чего их сложно экранизировать (минимум событий, максимум ярчайших описаний), режиссер смог показать на пленке не идейную агитку, не очередной поклёп на царскую Россию, а драму народа и трагедию человека. Причем, будь этот фильм звуковым, такой результат вряд ли был бы достигнут. Фоновая музыка-сопровождение и утрированная актерская игра в немом кино передают Андреевские интонации точнее, чем слова, вложенные в уста современных актеров. И пусть у Протазанова в этой трагедии к личному примешивается сословное, а к общечеловеческому советское, современному зрителю не составит труда отделить зерна от плевел и увидеть беду человека, «физически расстрелявшего рабочих, но сознающего, что он расстреливал не их, а самого себя».