Начнем с простого. С простого в понимании, что мог бы сформулировать любой “интеллектуал”, привыкший препарировать жизнь всех людей вокруг. С простого в пересказе. Начнем с “концепции” фильма.

Герой фильма сбегает от своей прежней жизни. Но делает он это особо — не так как сбегают тысячи других — «ушел-за-сигаретами-и-пропал-на-10-лет». Нет — он не убежал, бросив семью, опостылевшую работу или долги — он решил «умереть». Он ухватился за шанс провести окончательную черту — в жизни, в которой у него все было «нормально».

Его профессия была репортер — он всю жизнь наблюдал — смотрел со стороны. И вот он понял, что появился шанс стать окончательным наблюдателем — за всем, включая себя, — понять что стоит его жизнь — увидеть всё, услышать всё.

Его пугала и манила убежденность, что он и его жизнь не стоят ничего — он хотел увидеть этот мир без себя.

Он уже давно убедился, что всё, что когда-то почему-то ему казалось важным — всё туфта. Он когда-то думал, что писать о несправедливости, нужде, войне — это очень важно, что он-меняет-мир, что его-дело-стоит-даже-того-чтобы-рисковать-жизнью…

И вот он перестал видеть и понимать, какой в этом смысл. И появился шанс прыгнуть туда, где всё станет ясно.

Умереть и увидеть, что всё это вот всё стоит.

А ещё его подтолкнула зависть. Он встретил почти такого же себя, который мотался по тем же отвратительным-местам-планеты, что и он, но у которого был смысл — он встретил человека, который жил сам, который еще мог видеть красоту.

Жил без обязательств перед продажным начальством, перед лживой женой, перед завистливыми друзьями. Который не должен был по мелочи продавать свою душу ради несколько газетных колонок, которые может быть прочтут всегда сытые буржуа во время завтрака, покачают головой, поговорят во время ужина с таким же как они и забудут навсегда.

Он встретил человека, который имел дело с реальностью, который не был вплетен, как был уверен наш уже не герой, в сеть из бесплодных слов и мнений, что намертво цепляются и тянут на дно.

Зависть к чужой жизни. Желание получить все связи с реальностью, ради которых не придется платить остатками себя, разменивать себя на мелочь — на пошлость и пустоту. Желание стать другим сразу. Острое, застилающее всё собой желание. Как сорвать наконец-то джек-пот в жизни, которая уходит и уходит в нитуда, которая уходит.

Он ухватился за этот шанс, решился — потому как знал — его собственных сил на то, чтобы поменять свою жизнь уже не было.

А затем нам история показывает что за этим будет — что за это будет. Показывает логично и верно — то, как и должно было бы быть.

Жизнь человека не висит в пустоте. Нас нельзя вынуть из нашей жизни и поставить на чужое место. Чужого свободного места не существует.

Все места всегда заняты.

Чужая судьба всегда остается судьбой. Мы сами и есть судьба. Сеть связей с другими людьми, местами и временами — она это и есть мы.

И эта сеть именно такая, которую мы можем сплести. Другие на нашем месте сплели бы другую сеть. Но другие не могут быть на нашем месте. Потому что “наше место” таково каковы мы, а мы таковы каково “наше место”.

Обмануть никого тут нельзя.

Если кто-то пытается украсть чужое место в жизни — рушится всё, что делало это место им — связи, события, судьбы с ним связанные — рушится всё, что делало в этом месте возможной жизнь.

И если этот вор не окончательно был алчущей пустотой, если он еще был жив — то ломается и он… возможно до смерти, возможно у него будет шанс прорасти вновь своей судьбой — но своей судьбой, не чужой…

* * *

Что ж, всё это было просто — просто и понятно «что-хотели-сказать-в-фильме» некие рассудочные создатели. Сказанное — на поверхности рассуждающего разума.

Но что важнее? Что важнее для души?

Важнее и труднее проговорить то, что само смотрит на тебя с экрана, что выше всяческих схем и построений. Выше той жизни, которой живет, загнавшее себя в тупик, такое деятельное человечество.

Выше, и глубже, и вокруг — прекрасный мир.

Зрячий увидит как прекрасен мир.

Как прекрасно каждое место, где бы он не остановился — где бы не остановил он свой бег — бег среди людей, по поводу людей, на поводу у людей, на поводу у себя.

Мир прекрасен. Он просит — взгляни на меня. Остановись. Живи здесь. Здесь живут люди. Которые проросли здесь. Которые благодарны и благородны.

Люди могут не портить мир. Люди могут вписать в мир себя. Встроить. Построить свои дома и свою жизнь так, что их жизнь и их дома будут стоять как от века стояли здесь скалы, лежал песок, светило солнце…

Микеланджело Антониони снял свой самый красивый фильм — с самыми красивыми видами, с кадрами, выстроенными лучше туристических реклам, — про потерявшего себя человека.

Прекрасный мир.

Остановись. Живи здесь. Построй хижину в песках. Купи домик в маленьком городке. Сними квартиру рядом или даже в самом шедевре Гауди. Поселись в старинном отеле. Стань официантом на Гибралтаре, пиши книгу в далеком Каире.

Мир прекрасен.

Банальность красоты в глазах лишь того, кто не видит её истинность. Кто бежит за чужими грёзами, кто отравлен мельтешением “каталогов шедевров”, кто не знает еще мир, потому, что не знает себя.

Остановиться и жить тихой жизнью. Проживать день за днем. Быть благодарным за каждый день. Жалеть каждый ушедший день. Жалеть — потому что сердце наполнило его счастьем, потому что было бы так хорошо, чтобы день длился вечно, каждый день. Так не бывает и это небывалое еще более делает ценным каждый уходящий и каждый приходящий день.

Вдохни полной грудью. Услышь ветер. Прими жар солнца. Печалься вечерним часом. Радуйся утреннему солнцу. Пойди рядом с прекрасным человеком. Люби, прилепившуюся к тебе. Радуйся теплоте взгляда, озорству движения, участливому слову. Смотри, смотри на прекрасный мир.

Лишь слепец, оставшийся навсегда слепцом не сможет увидеть красоту мира. Лишь заболевший до конца своих дней человек будет видеть какие-то уродства Мира. Мир прекрасен.

Да люди способны на зло. Люди творят зло. Зло отвратительно. Себялюбие отвратительно. Власть, паразитирующая на малых сих, отвратительна. Глупость отвратительна. Но это не главное. Это тени. Это преходящие тени на прекрасном Мире.

Остановись и живи. Живи в радости, живи в смысле, живи в мудрости.

Мы видим, видим это в фильме, мы видим красоту через весь фильм — мы видим как бежит по этой красоте человек и не в состоянии принять её. Мы видим эту судьбу почти всех…

Если признаться честно, все творчество Микеланджело Антониони депрессивно и беспросветно, не стал исключением и самый политизированный его фильм «Профессия: репортер». Несмотря на то, что политика затронута в ленте по касательной, в виде темы восстания в неназванной африканской стране, некоторые зрители и критики трактовали замысел режиссера как попытку высказаться в адрес участия в политической жизни и критику позиции нейтрального наблюдателя. Да, Дэвид Локк, разрывая с прошлой жизнью, ввязывается в авантюру, но проблема в том, что он не знает во что впрягается, то есть он делает это не из-за какой-то идеологической убежденности, а спонтанно, бессознательно.

Обуздывая животно-маскулинную харизму Николсона и инфантильную сексуальность Марии Шнайдер, Антониони заставляет этих актеров играть нехарактерные для себя роли, тем обреченнее и поэтичнее становится история любви их героев, как и в «Забриски Пойнт», напрочь лишенная фрустрации и отчужденности. Главная тема «Профессии: репортер» - невозможность что-либо изменить в мире, хоть вписываясь в политическую борьбу, хоть оставаясь наблюдателем. По ходу просмотра ленты не покидает ощущение почти античного трагизма, фатума, ведущего героев к предсказуемой развязке. Действие по мере развития сюжета перемещается из африканской страны в Великобританию, оттуда – в Германию и Испанию.

Однако, глобализированность пространства не мешает увидеть, что везде одно и то же: политическое свары, произвол, диктатура и столь же кровавое противостояние ей, журналисты-наблюдатели, не вмешивающиеся в происходящее с их погоней за сенсацией. И за всем этим – абсолютно пустая жизнь, даже лишенная намека на смысл. Героиня Шнайдер спрашивает Локка, куда и от кого он бежит, но он сам этого не знает. От чего бежали герои «Забриски Пойнт»? От пластикового мира всеобщего процветания, от консюмеризма и запрограммированности жизни. В этом смысле их бунт хоть и был эстетизированным, эффектным жестом, гламурным и модным, как рекламный образ, но все же смысл в нем был.

Персонажи «Профессии: репортер» будто попали в клетку, из которой нет выхода: не случайно последние десять минут ленты сняты статично, сквозь решетку в отеле, и лишь в последние минуты камера выходит за ее пределы, будто душа, покинувшая тело и освободившаяся от его тюрьмы. Даже в таком вроде бы сугубо конкретном фильме, как «Профессия: репортер», Антониони остается метафизиком, его занимает не много не мало трагедия несовпадения материальных и духовных интересов, конфликт души и тела, а не просто социальное или психологическое отчуждение. В его фильмах душа «жжет и разъедает тело», как написал однажды Ходасевич, ей тесно в клетке материальности, отсюда – неудовлетворенность жизнью даже тогда, когда уже нет нравственных и сексуальных запретов.

«Профессия: репортер» - фильм кризисный, снятый не случайно после «Последнего танго в Париже» и «Полета над гнездом кукушки», откуда и перешли в него актеры, картин, обозначивших трагическую невозможность человека изменить, как свою, так и чужую жизнь. По этой причине для Антониони не так значим политический контекст ленты, как вечные вопросы человеческой экзистенции, той дистанции между людьми, которая не исчезает даже при снятии моральных и сексуальных запретов.

'Профессия: Репортёр' является одной из самых обсуждаемых работ великого итальянского киномастера Микеланджело Антониони. Число интерпретаций сюжета зашкаливает. А новаторские визуальные приёмы и уникальное переосмысление постановщиком таких популярных киножанров, как роуд-муви и приключенческий триллер, вместе формируют из этого фильма настоящий бриллиант мировой киноиндустрии 1970-х годов.

Рассуждать на темы значения основного сюжета, рассмотрения его философской подоплёки, метафоричного высказывания о глубине человеческого одиночества и неопределённости жизненных приоритетов и целей отдельно взятого индивида можно бесконечно долго, ведь именно этим, собственно, и занимаются критики и киноведы уже не один десяток лет. Хочется просто и лаконично высказать тот факт, что данная лента является великолепным, но весьма недооценённым шедевром именитого режиссёра прошлого столетия, который приятно пересматривать, каждый раз восхищаясь запредельной высокохудожественностью демонстрируемых в нём событий.

Нельзя не отметить безусловную звезду картины - несравненного Джека Николсона. Этот высочайшего класса перформанс выявляет наружу весь творческий потенциал его профессионального таланта. Однако, помимо Джека, в ленте присутствует ещё одна блестящая актёрская работа. Речь идёт про неземную Марию Шнайдер. Она потрясающе и абсолютно наравне с Николсоном артистически вдохнула жизнь в этот фильм. Стоит сказать, что Мария внешне невероятно напоминает двух актрис разных поколений, являясь как бы их смесью. Она в визуальном плане (уж простите за это и следующее словосочетания) выступает переходным этапом между молодой Брижит Бардо и широкоизвестной ныне Ольгой Куриленко, уж настолько Шнайдер на них похожа. Но это, конечно, субъективное видение.

Возвращаясь к оценке данной киноработы, стоит только ещё раз возвысить её влияние на формирование образа современного авторского кинематографа, ибо высокообразность внутреннего содержания не поддаётся какой-либо лишней переоценке. Антониони - мастер своего дела. Его фильмы шедевральны и богаты исключительно индивидуальным взглядом на всевозможные проблемы мира сего. Viva Michelangelo!

Наверное, каждый из нас хотел на мгновенье стать, скажем, Луи-Фердинандом Селином и отправиться искать край ночи, убежать от проблем и надоевших забот. Раствориться в памяти некогда близких людей. И растворить, словно в кислоте, свою память, камнем лежащую на сердце, отбросить душевные травмы или что-то иное. Ведь не всегда даже самая благополучная, помпезная и успешная жизнь является конъюнктурой счастья и может умиротворить дыханием истинной свободы, к которой так стремится человек. Журналист видел многое, от гражданских войн до архитектурных шедевров испанца Гауди, от поп-артовых автоматов с газировкой до изумрудных вельветовых рубашек. Но ни материальные блага, ни христианские соборы, ни дожди над Африкой – ничто не способно убедить мужчину, который будто бы задался кантовским четвертым вопросом “Что такое человек?”. Так что же ты такое, Дэвид Локк? Герой Селина, странник с края пустыни, воспетый Бобом Диланом, герой нашего времени или же простая посредственность? Ответь нам, взяв на вооружение Джека Николсона, и пусть Микеланджело Антониони тебе поможет. Он уже неслучайно дал тебе фамилию знаменитого английского философа – даст и его крылатый постулат, tabula rasa, жизнь с чистого листа. И тогда репортер смело возьмется за возможность путешествия в другое бытие, когда судьба подбрасывает ему охладевшее после сердечного приступа тело оружейного торговца Робертсона с документами и билетами в придачу, а ненавистная работа, вонючее захолустье на окраине Сахары, сферический брак с вакуумом внутри уйдут с этим “обновленным” Дэвидом в могилу. Интересное совпадение в именах мужчин побудит Локка-Робертсона к мыслям о том, не совпадает ли природа людей вообще. Лишь бы было время найти ответ…

Духота – это вся жизнь Локка. Уже три года он топчется на жарком континенте, снимая документалку о вождях-террористах, спрашивает местных полубезумных обитателей, кажется, ни о чем. Он так и не понял, что адресованные им вопросы раскрывают его самого как серого homo sapiens-а. Антониони по-прежнему выстраивает мир своей картины в пестроте цветов и красок, а липкий вспотевший Локк ходит в клетчатой рубашке, словно запертый в тюрьме и не видящий свободы. Репортера не узнают даже работники гостиницы, для них два Дэвида лишь слагаемые, от их перестановки сумма не меняется. Смена рубашек напрашивалась, равно как и побег от песчаных дюн в ту же Барселону, где есть шанс переосмыслить себя. В конце концов, наконец-то взглянуть на себя, а не на других, что положено было делать в профессии репортера. И зажить самостоятельно, а не монтировать жизни кровавых диктаторов, в свободное время иссыхая от жажды. Флэшбэки только подскажут нам, насколько унывал он в сухом браке, когда самым радостным событием был поджог веток на задворках маленького дома. Не были они счастливы с Рейчел, так чего бы не разыграть эпос Гомера, не оставить Итаку в Лондоне? Простая девушка с развитыми волосами, такая же беглянка, превратившая свою жизнь в роуд-муви, – та, кто наконец примет на себя бремя стороннего наблюдателя и поможет избавиться от прошлого. Старые призраки не перестанут мельтешить на горизонте – да что им вдруг надо стало от того, кто в последние годы застрял в пустыне на внедорожнике. Один в песках, брошенный даже мальчишкой-проводником. Ничто уже не держит Локка в Локке, вот и пора расправить крылья, пускай и в фуникулере.

Таким образом, репортер восхищает. Попытка сбежать от реальности, описанной Бодрийяром, стоит свеч – найдите второго такого Одиссея. Но увы, правда такова, что Дэвид Локк, он же теперь Дэвид Робертсон, может украсть чужую личность, только он не в силах изменить правила игры, что и дойдет до бродяги-журналиста. В игре, созданной нашей вселенной – вселенной “Фотоувеличения”, если можно так выразиться, яркие цвета – лишь иллюзия счастья. Укутанный в одеяло земной жизни, репортер не увидит ничего нового в шкуре более неординарной личности. Тот же мир, пусть и выставленный в красивых домах, те же машины, пусть и выкрашенные по-другому, та же духота кругом. Если бы можно было ослепнуть обратно, тот старик из истории, которую рассказывал Дэвид девушке-страннице, так бы и поступил. Мир так омерзителен, что лучше быть в нем слепым – такова горькая правда у Антониони, создававшим “Профессию: репортер” в разгар творческого кризиса. Красной нитью в его фильмах проходит тема бессмысленности существования, и новая попытка его исправить, как-то преобразить заходит в тупик. Беглец обеими ногами вступает в очередной жизненный цикл, и уже никакое волеизъявление кинокамеры или строптивой студентки в исполнении Марии Шнайдер не в силах вырвать его из клетчатой комнаты с уготованным роком. Дэвид Робертсон тем и плох, что он такой же по натуре – он человек, а счастье человека, разум, одновременно и его горе. Он поймет, в отличии от диких лошадей, что невозможно иногда побыть в стороне от сознания. И пустыня окружит тебя вновь, посему только и останется в яростном приступе бить машину лопатой. Так стоит ли вообще пытаться вырваться оттуда? Антониони как всегда не скажет: как и в том же “Фотоувеличении”, он предоставит нам сделать выбор – принять бренное, разукрашенное яркой фиктивной палитрой бытие, как созерцающий Томас, или, подобно Дэвиду Локку, посторониться, отречься. И кто знает, окажется ли итальянский гений прав на этот раз. Ведь, быть может, край пустыни найдется поклонниками Сартра или Шона Пенна, а то и принятие окажется легче.

8 из 10.

Классик мирового кинематографа Микеланджело Антониони по праву считается одним из самых видных представителей авторского кино. Его творчество пропитано философскими проблемами экзистенциализма, а картины представляют собой сложные для восприятия произведения. Он оказал большое влияние на кинематографистов всего мира, а большинство фильмов получили культовый статус. Данная работа стала завершающим фильмом англоязычной трилогии режиссера. И хотя во время выхода на большой экран лента получила скромные отзывы и не получила серьёзных наград, со временем стала культовой и многими критиками считается вершиной творчества итальянского мэтра.

Картина представляет собой сложной авторское произведение, в котором переплетаются элементы разных направлений. В первую очередь это глубокая экзистенциальная драма о человеке отчаянно ищущего своё место в окружающем мире. На этом фоне развивается необычная история любви. Но самое интересное это излюбленный авторский приём режиссера, он пускает зрителя по ложному следу. Ведь сама история похожа на политический триллер, жанр которой был очень популярен в 1970-ых годах, но на деле за внешней оболочкой напряженного детектива и роуд-муви (герой всё время путешествует) скрывается пустота. Главный герой переживает внутренний кризис и именно его неудовлетворённость своей жизнью выходит на первый план. Сюжет строится вокруг известного лондонского репортёра, который устал от своей жизни, в результате он спонтанно инсценировал собственную смерть и присвоил себе чужую личность. Однако это повлекло за собой непредвиденные обстоятельства.

В фильме затронута обширная философская проблематика. Микеланджело Антониони проводит глубокий анализ человеческого сознания, на примере журналиста он показывает духовное опустошение человека, который фиксирует окружающую действительность, но не может влиять на неё. В течении всего действия мотивация героя не понятна, что позволяет строить догадки о его последующих шагах. Его попытка присвоить себе личность незнакомца и убежать от своего прошлого не приносит никакого удовлетворения, ибо убежать от собственного 'я' невозможно в принципе. А потому и обрести полную свободу у него никак не получается. Жизнь закольцована и это отчетливо показано в данной ленте.

Отдельного внимания заслуживает визуальная часть. Отменная операторская работа позволяет прочувствовать атмосферу, царящую на экране. Великолепно показана бескрайняя пустыня, пустота которой отчетливо перекликается с внутренним миром главного героя. Сразу следует сказать, что динамики практически нет. События развиваются медленно, а финал позволяет зрителю самостоятельно интерпретировать эту историю.

Главную роль исполнил Джек Николсон, актер с безумным выражением лица и непревзойдённой харизмой. Ему удалось хорошо передать неопределённость своего персонажа. Образ уставшего журналиста, принявшего спонтанное решение порвать с прошлой жизнью по праву считается одним из лучших в фильмографии актёра. Безусловно Джек Николсон служит магнитом для зрителя.

Профессия: Репортер это глубокая экзистенциальная притча, встроенная в оболочку триллера с характерными атрибутами жанра, а также совмещающая в себе элементы детектива и мелодрамы. Режиссер мастерски раскрывает философскую проблематику используя новаторские художественные приёмы и умело обманывая зрительские ожидания. Перед нами сложная авторская работа, которая подойдёт далеко не всем, но способна понравиться любителям интеллектуального кинематографа.

7 из 10

Каждый когда либо давал себе обещание начать жизнь с чистого листа. И, конечно, разочарованные в собственной жизни, мы не раз обращали внимание на жизнь чужую, примеряя ее на себя и виня злой рок в том, что получилось у кого-то, но так и не вышло у нас. В этой извечной гонке за счастьем многое теряется из вида… А что если бы можно было менять судьбу так же легко как одежду или обувь. Старая совсем износилась или в ней стало тесно, не проблема, пошел в магазин, купил новую, а если и с новой что-то не так, сохраняйте чеки, господа… в магазине действует гарантия.

«Профессия репортер» - фильм, близкий предыдущим работам Микеланджело Антониони из «трилогии отчуждения», где режиссер поднимает свою излюбленную тему — распад и исчезновение современного субъекта. На этот раз, персонаж получает возможность начать новую жизнь. Об этой возможности мечтают многие, но выпадает она отнюдь не каждому. Поэтому обстоятельства в которые попадает главный герой вызывают интерес и заставляют буквально «прилипнуть к экрану».

Знакомство с Дэвидом Локком (в исполнении Джека Николсона) происходит в далекой африканской стране, где идет противостояние между правительством и повстанцами. Он - известный лондонский репортер, призван туда для того, чтобы освещать события. Экспозиция с первых кадров фильма демонстрирует, как непросто приходится Дэвиду в этом знойном краю. Его в прямом и переносном смысле никто не понимает, первая фраза произнесенная им в фильме: « вы говорите по английски?»

В последствии ее он повторяет ни один раз. Изнуряющая жара, коварные пески пустыни, в которых увязает его автомобиль, одиночество и вечная жажда…жажда воды и жажда новой жизни - вот бессменные спутники отчаявшегося репортера. Единственная отрада - Дэвид Робертсон, остановившийся в соседнем номере отеля. Робертсон - путешественник, незаурядная личность, вот кто по-настоящему живет полной жизнью. Так казалось Дэвиду, однако заглянув в очередной раз в номер к товарищу, он находит Робертсона мертвым. Не долго думая, Дэвид ввязывается в авантюру и решает выдать покойника за себя. Так начинается его новая жизнь, Дэвид Локк превращается в Дэвида Робертсона. Антониони использует интересное режиссерское решение дабы подчеркнуть момент этого перехода. Дэвид курит возле отеля, план медленно перемещается от него на играющих детей, а затем на полицейского, который подтверждает смерть Локка. Идея смерти старого, ради рождения нового, надежда обращенная в будущее, проходит красной нитью через весь фильм. Однако раскрывается она таким образом, что заставляет зрителя глубоко задуматься о равенстве старой и новой жизни. В новом нет ничего принципиально отличного от прошлого - вот тезис, который возникает в сознании за просмотром данной картины. Об этом свидетельствуют и бесконечные флешбэки из жизни Дэвида, которые плавно вкрадываются в основной сюжет, таким образом прошлое и настоящее сливаются воедино, становясь визуальным подспорьем основной идеи. Благодаря этим погружениям в прошлое Локка, становится очевидным экзистенциальный кризис, который преследует Дэвида на протяжении многих лет. старик, присевший к Дэвиду на скамейку в парке, пока тот ожидает своих покупателей, снова указывает ему на равенство старого перед новым:

« …дети… глядя на них многие представляют новый мир, а я все так же вижу старую трагедию, им не уйти от нас…»

Богатая образность, замечательный актерский состав и, конечно, прекрасная реализация идеи - вот столпы на которых держится этот фильм. Несмотря на это многие отзывались об этой картине, как о «самой рассудочной' работе режиссера, в свое время она прошла не особо замеченной критикой, и только спустя годы стала классикой.

Фильм давался Антониони не просто, сказалось то, что сценарий был написан по рассказу 'Фатальный выход' Марка Пэллоу, который постоянно перекраивался в процессе работы. Однако в итоге это не помешало фильму завоевать сердца многих тысяч зрителей по всему миру и войти в копилку шедевров мирового кинематографа.

9 из 10

Есть такие фильмы, которые являются глубоким духовным опытом. Остаться прежним после просмотра таких картин не получится. Говоря лично обо мне, после того, как я увидела 'Профессия: репортер', у меня возникло желание несколько дней хранить молчание, такое мощное воздействие оказал на меня фильм. Не хотелось нарушать особого состояния покоя и блаженства, которые появились у меня после общения с великим мастером — Микеланджело Антониони. Пожалуй, ТАК о жизни, о духовности, о связи с чем-то Высшим не сказал еще никто в кинематографе. И еще маленькое дополнение, мне удалось совсем недавно совершить путешествие в Барселону, где происходит действие картины, и я с уверенностью могу сказать, что постановщику фильма удалось правильно передать настроение этого города. Все что происходит в кадре — истинная правда, которая была рождена благодаря чуткости Антониони к миру и его великому дару человека-режиссера.

Мне кажется, этот тот фильм, с которого можно смело начинать знакомство с творчеством Микеланджело Антониони. Картина смотрится очень современно. Это притча или, если хотите, басня о человеке, который, говоря современным языком, решил, что 'пора валить'. Журналист-неудачник в забытой Богом африканской стране пытается найти партизан, ведущих борьбу с диктаторским режимом. Попытка не удаётся, и человек, которого всё в жизни достало, воспользовавшись случаем, присваивает себе документы покойника из соседнего номера (а вместе с ними и его жизнь), и пытается начать всё с чистого листа.

Как вы догадываетесь, главная и непреодолимая проблема большинства людей: 'свалить' от себя оказывается не так просто, даже с новыми документами и в другой стране. В этой новой жизни бывший репортёр всё равно ходит по замкнутому кругу, и партизаны, и диктаторский режим с надоевшими женой и коллегами по работе в придачу рано или поздно достанут его сами. Это очевидно с самого начала фильма, и вопрос только в том, как это произойдёт.

Одна из лучших ролей Джека Николсона, причём здесь он ещё не играет на штампах и домашних заготовках, ставших привычными для него в работах 80-90-х годов.

В этом фильме Антониони отменно работает с эстетикой африканских пустынных пространств, и даже испанская провинция показана им как преддверие Африки. Много врезающихся в память кадров. Примечание: фильм был снят для показа на широком экране, поэтому при просмотре на компьютере финальная сцена может остаться не совсем понятной (То, что она финальная, вы поймёте сразу).

Подсказка: нужно всматриваться в правую створку окна гостиничного номера.

10 из 10

Первая половина 1970-х была уникальным временем. В рамках массовой, в общем-то, культуры, стали один за другим появляться шедевры невиданной силы, поднимающие подлинно философские вопросы всерьез. Достаточно вспомнить концептуальные альбомы Pink Floyd, «Разговор» Копполы и «Таксиста» Скорсезе. Впрочем, в кинематографе пальму первенства держали, как всегда, итальянцы. «Смерть в Венеции», «Семейный портрет в интерьере», «Рим», «Казанова», «Последнее танго в Париже», «Ночной портье». Наконец, «Сало или 120 дней Содома» и «Профессия: репортер». Эти два последних шедевра от Пазолини и Антониони, пожалуй, главных философов мирового кино, подняли планку настолько высоко, насколько это возможно в принципе. И если первый ставил вопросы о принципах, природе и генеалогии власти, деконструируя гегельянских господ и рабов, упираясь в своей деконструкции в стену и невозможность её выражения языком искусства (финальная сцена фильма с переключением каналов будет посильнее рваной пленки в «Персоне»), то второй занимался феноменологией бегства (от системы). The Passenger вовсе не про отчужденность и не про нелепую попытку «жить чужой жизнью» (что могло бы выйти, снимай этот фильм Годар). Антониони пытается передать то, что являет (???) собою оруэлловская овца (да хоть и собака со свиньей, неважно), выбираясь за флажки, за ограду, пытается понять: а что – там? Показательно, что «Репортер» заканчивается по-испански, в одиноком отеле La Gloria, в то время, как начинаются семидесятые на катере Esmeralda, плывущем в чумную Венецию, в фильме, который тоже, в общем-то, про неудачный побег.

Испанский мотив спустя много лет поднимет Джим Джармуш в насквозь цитатном «Пределе контроля», формально на ту же тему, однако, на деле, совсем нет. Эпоха ушла, и вместо взрослых разговоров всерьёз нам предлагают систему зеркальных намеков, подмигов и гримас (см., например, фильмы Каракса). Дело в том, что ко второй половине 1970-х там, наверху, видимо, сказали: хватит. Слишком уж заработались итальянские мастера, слишком опасные темы подняли (возможно, увлекшись, подобно героям «Маятника Фуко»). И Пазолини внезапно оказался убит, Антониони надолго замолчал, Висконти умер. Эпоха кончилась. Осекся даже осторожный Бергман. Культурный истеблишмент понял намек: следующие поколения «властителей дум» кормили публику проблемами черных вигвамов и живых мертвецов, в общем, делали всё, чтобы вместо трезвого взгляда на обратную сторону луны воцарилось тотально мгновенное помутнение рассудка.