Так всё красиво начиналось… гламурная обстановка, лощеные Джереми Айронсы, придуманная братьями-близнецами интимная игра обещала некую интрижку…
Ближе к середине фильма случилось заскучать, но не досмотреть я уже не могла, причина тому — игра Айронса.
А дальше вступает в игру драма, завершением которой будут оглушающие финальные аккорды жуткой трагедии…
Когда Эллиот (более сильная личность из братьев) понимает, что его братец уже серьезно болен, предпринимает решительные действия… Оставляет его одного в запертой комнате и вспоминает о нем лишь через неделю… Простите, странно…
А еще у меня промелькнула идея, что может был только один доктор? И не было брата-близнеца, и всё происходящее с доктором Бевом — это психоделические последствия приема препаратов, ревности, сексуальной зажатости и неуверенности… и, как следствие, раздвоение личности…
Летом прошлого года решил устроить себе более глубокое знакомство с Кроненбергом - злым гением североамериканского кино. Он был известен мне по весьма известному кинофильму 'Порок на экспорт' запомнившийся красивыми, но жестокими сценами и изумительным сценарием.
На сей раз выбор упал на фильм 'Связанные насмерть' чей трейлер завораживал красотой красных хирургических халатов.
На сей раз Кроненберг позвал одного из любимых актёров Джереми Айронса за которым закрепился образ галантного франта в душе которого жил истинный извращенец.
В этом фильме сей образ раскрылся сполна.
Он и его брат близнец - гинекологи. И они посвятили этому всю свою жизнь, находя прекрасное в безобразном. Они добились серьезных успехов на этом поприще, однако постоянно искали чего то нового, чего то острого, интимного, в которое они делили пополам.
Это очень близкий мне сюжет, ведь у меня подобная ситуация с собственным братом. Маэстро режиссер поднял на столько глубинные грани похоти и честолюбия, что порой мурашки по коже идут.
'чтобы понять его нам нужно выровняться'
Психовармакология ужасная вещь. Это путь который приводит их к конечной точке, точке невозврата.
Гениальный кинофильм. В полной мере раскрыты образы и проблемы двух главных героев которых блистательно исполнил Айронс сыграв две противоположности.
Подобные чувства возникают при просмотре кинофильма 'Фаринелли - кастрат', однако в этом случае картина является более злободневной, более жестокой, и, в то же время элегантной.
В далеком 19-ХХ году, когда я и мой брат близнец поступили в 1-ый медицинский университет, кто-то из школьных друзей включил нам этот фильм. Нас некоторые основные моменты фильма не очень-то поразили. Близнецы - разные люди, каждый из нас - индивидуальность, и это распространенное дурацкое мнение о том, что нас можно перепутать - дилетанство сценаристов, которые вообще никогда с близнецами однояйцевыми не общались. Но, однако, тогда поразила нас игра Джереми Айронса. Поразило то, что всегда можно понять, кто из героев на экране - Беверли или Эллиот (мы даже проверяли, нет ли у Айронса близнеца-актера). Поразило то, что, скорее всего, мы с братом выглядим для других людей такими же разными, но такими же одинаковыми, как и Бев и Элли. С тех пор фильмов про близнецов мы не смотрели в принципе.
Прошли годы. Я хирург, брат - психиатр. В профессиональной жизни мы не соприкасаемся даже рядом, но встречаемся регулярно. А тут вдруг решили пересмотреть этот фильм. Вспомнить то, что было более 20 лет назад оказалось под силу мне, но оценить то, что мы посмотрели буквально вчера - субъективно нам обоим. Для меня: меня впечатлило. Для брата: меня впечатлило. История впечатлила снова. Режиссерская работа. Операторская работа. Но оценить математически... отдаю клавиатуру брату-близнецу-психиатру.
Здравствуйте!
Я тут выступаю не как врач-психиатр профессионально и не как брат-близнец биологически, а просто как человек-зритель. Я вообще не смог вспомнить, что нам когда-то показывали это кино. Джереми Айронса как актера знаю только по Королю Льву. И когда мне пытались доказать, что этот фильм я 'смотрел', 'обдумывал', 'интерпретировал' кучу лет назад - я послал всех подальше. Память такая штука.
Но конкретно о фильме. Не привязываясь к глубокому смыслу, который пытался сюда привязать мой брателло. Это круто. Красиво с визуальной стороны, идеально - с аудированным каналом. Для желающих найти истории развития физических и психиатрических расстройств - вообще как пособие (именно так и развивается наркотическая зависимость).
Но самое главное в этом фильме для меня - игра Джереми Айронса. Он сыграл настолько разных двух людей, насколько мы с братом разными никогда другим не покажемся.
А если сложить 5 от меня и 5 от брата, то мы получим 10 для этого кино.
Дэвид Кроненберг, как и другой Дэвид, тот что Линч, всегда в своём кинотворчестве был склонен к выразительной и до некоторой степени мучительной рефлексии собственного витального опыта, с неочевидным, порой излишне завуалированным чёрной вуалью фрейдизма, вуайеризмом фиксируя те или иные перипетии своей жизни, будто заново их проживая и фактически прожевывая в своём авторском кровавом колесе мутаций, как это было, к примеру, в «Выводке», в котором достопочтенный режиссёр в период развода с женой не без садистского удовольствия предпочел выставить всех женщин не в самом лучшем, мягко говоря, свете. Не меньшей глубоко личностной интонацией обладает и фильм Дэвида Кроненберга «Связанные насмерть» 1988 года, являющийся экранизацией бестселлера «Близнецы» американской писательницы Бари Вуд, датированном еще концом семидесятых годов и написанном ей в сотрудничестве с Джеком Гислендом. В этой картине, сюжет которой сводится к любовному треугольнику из братьев-близнецов и одной актрисы, Кроненберг через призму Мэнтлов в сущности сфрустрировал своё истинное отношение к кинематографу как таковому. Что раскованный Эллиот, что геморроидальный Беверли — это аверс и реверс одного человека, что находится по ту сторону камеры, и этот человек, с патологической увлеченностью творящий гомункулусов в своём сознании и сознании зрителей, обнажает самое себя, свою внутреннюю борьбу в миг, когда в ткань повествования врывается актриса Клэр. Её появление нарушает естественный ход вещей, запуская совершенно иной, новый, деструктивный и деконструктивный механизм реальности. Неспешный, монотонный, анемичный и коматозный нарратив, эта реальность авторского сна, взрывается сюрреалистическими вставками, стены обыденности рушатся и разлетаются на клочки синего бархата и красного шёлка, происходит тотальная корректировка привычной реальности. И в ней в авангард выдвигаются не братья Мэнтл, терзаемые любовью к одной и той же женщине, но сама женщина, актриса, которую в финале Кроненберг фактически низводит до монструозного состояния, выбрав в общем-то кинематографический путь не академиста, но эдакого экстремиста, анархиста и нигилиста от мира кино с откровенно куотермассовскими замашками; актёры для Кроненберга, как и человек вообще, лишь материал для исследований на молекулярном уровне, но чаще лишь как сырьё для экспериментов. Причём «Связанным насмерть» можно вменить некоторую атипичность режиссёрского подхода; борясь с академичностью тем и фабул, но полностью так и не выдавив из себя Хичкока, Кроненберг снял «Связанных насмерть» в духе большого стиля, расчетливо вплетая мотивы Буало и Нарсержака.
Очистившись от сугубо кинематографической мысли, «Связанные насмерть» являются фильмом, в котором отношения между близнецами есть отражением двойничества и двойственности. Что если на самом деле брат один, а второй — лишь плод его больного воображения из-за невозможности к нормальному сексуальному опыту? Что если все вплоть до финала кошмарный сон, отторгающий личность девиантного доппельгангера? Причём грани между условно добрым Беверли и условно злым Эллиотом режиссером размыты до илистого состояния; Кроненберг не привлекает в качестве аргументов религиозную диалектику, не допуская в кадр ничего святого. Холодный и отстранённый, остраненный внутренне и лощенно ограненный снаружи, израненный трещинами рефлексии и сомнений, мир братьев Мэнтл есть тотальным отражением философской борьбы телесного, плотского, и духовного, платонического, тем примечательнее, что братья — гинекологи, исследователи и врачеватели женского естества. Авторское же восприятие двойственности скорее материалистично, чем метафизично; финальным актом и сопутствующими ритуальными сценами в духе бедняги Алистера Кроули Кроненберг парадоксально отвергает дух в сторону торжества плоти, руша дуализм по заветам Томаса Гоббса и натуралистичного монизма, в ленте обретающего яркую визуальную оболочку с кровавым мясом.
Но в то же самое время «Связанные насмерть» это кино о невозможности познания мужчиной женщины. Привычный для режиссёра медицинский аспект в этой картине решен как эдакий сюрреалистический арт-дивертисмент, а не как зловещий богоборческий кошмар. Лишив своих героев белых халатов, по сути убрав как таковую чистоту, и обрядив в кроваво-красные с отливом балахоны, Кроненберг придаёт гинекологии чересчур символический оттенок познавания потаенного. Но при этом и от Эллиота, и от Беверли истинная тайна женщины ускользает, как и от самого режиссёра, напрочь отказавшегося от ранних представлений о Женском как дьяволическом в «Выводке» и «Бешеной». Триолистический психологический ребус, загаданный Кроненбергом, по идее решается или в постели, в духе Фрейда, или в Красной комнате операционной, в духе Линча. Но извращенную сексуальность Кроненберг скрадывает, а Красная комната становится дверью в подсознательное и бессознательное, где непостижимое знание вечного вопроса» Что хочет женщина» трещит по швам алогичностью и антропоморфностью. Разрывая кровоточащую пуповину собственной идентичности, ментальные братья, не сумев совладать и овладеть объектом вожделения, переступают грань дозволенного, сознательно взрастив в женщине монстра без единого следа какой бы то ни было человечности.
Жизнь это дар. Что бывает, когда этот дар делится на два? Самое страшное в жизни - это быть наполовину. Быть не до конца талантливым, чувствовать вполсилы, работать наполовину, любить... Что ж, когда дело касается любви, ты нужен ей целиком, половины она не терпит. Впрочем, фильм Кроненберга не о любви. Любовь здесь - только иллюстрация, только этап.
Местами эта картина напоминала мне фильмы Ларса фон Триера, потому что в конце точно так же наступает шок и боль. Но боль фон Триера, все же, другая, она более тонкая, не сразу осознаваема, а Кроненберг уже в начальных титрах заявляет, что будет резать по живому.
В середине фильма мне стало невыносимо скучно, и я готова была его выключить, но не могла оторваться от игры Джереми Айронса. Я не знаю, как можно было так математически точно разделить человека на два и сыграть каждого из них, заново складывая целое.
Только досмотрев до конца я поняла, что правильно сделала, что не выключила. Это переживание надо было завершить. Зритель проходит испытание недоверием, испытание обыденностью, испытание отвращением - и все ради того, чтобы оставить героя, так и не нашедшего в себе сил понять, кто он. Героя почти мертвого, хуже, чем мертвого. Мертвого наполовину.
Я сломалась на испытании отвращением. И перестала понимать, что происходит и зачем.
Но не могу не сказать, что все увиденное произвело сильное впечатление.
Дэвид Кроненберг, как и другой Дэвид, тот что Линч, всегда в своём кинотворчестве был склонен к выразительной и до некоторой степени мучительной рефлексии собственного витального опыта, с неочевидным, порой излишне завуалированным чёрной вуалью фрейдизма, вуайеризмом фиксируя те или иные перипетии своей жизни, будто заново их проживая и фактически прожевывая в своём авторском кровавом колесе мутаций, как это было, к примеру, в 'Выводке', в котором достопочтенный режиссёр в период развода с женой не без садистского удовольствия предпочел выставить всех женщин не в самом лучшем, мягко говоря, свете. Не меньшей глубоко личностной интонацией обладает и фильм Дэвида Кроненберга 'Связанные насмерть' 1988 года, являющийся экранизацией бестселлера 'Близнецы' американской писательницы Бари Вуд, датированном еще концом семидесятых годов и написанном ей в сотрудничестве с Джеком Гислендом. В этой картине, сюжет которой сводится к любовному треугольнику из братьев-близнецов и одной актрисы, Кроненберг через призму Мэнтлов в сущности сфрустрировал своё истинное отношение к кинематографу как таковому. Что раскованный Эллиот, что геморроидальный Беверли - это аверс и реверс одного человека, что находится по ту сторону камеры, и этот человек, с патологической увлеченностью творящий гомункулусов в своём сознании и сознании зрителей, обнажает самое себя, свою внутреннюю борьбу в миг, когда в ткань повествования врывается актриса Клэр. Её появление нарушает естественный ход вещей, запуская совершенно иной, новый, деструктивный и деконструктивный механизм реальности. Неспешный, монотонный, анемичный и коматозный нарратив, эта реальность авторского сна, взрывается сюрреалистическими вставками, стены обыденности рушатся и разлетаются на клочки синего бархата и красного шёлка, происходит тотальная корректировка привычной реальности. И в ней в авангард выдвигаются не братья Мэнтл, терзаемые любовью к одной и той же женщине, но сама женщина, актриса, которую в финале Кроненберг фактически низводит до монструозного состояния, выбрав в общем-то кинематографический путь не академиста, но эдакого экстремиста, анархиста и нигилиста от мира кино с откровенно куотермассовскими замашками; актёры для Кроненберга, как и человек вообще, лишь материал для исследований на молекулярном уровне, но чаще лишь как сырьё для экспериментов. Причём 'Связанным насмерть' можно вменить некоторую атипичность режиссёрского подхода; борясь с академичностью тем и фабул, но полностью так и не выдавив из себя Хичкока, Кроненберг снял 'Связанных насмерть' в духе большого стиля, расчетливо вплетая мотивы Буало и Нарсержака.
Очистившись от сугубо кинематографической мысли, 'Связанные насмерть' являются фильмом, в котором отношения между близнецами есть отражением двойничества и двойственности. Что если на самом деле брат один, а второй - лишь плод его больного воображения из-за невозможности к нормальному сексуальному опыту? Что если все вплоть до финала кошмарный сон, отторгающий личность девиантного доппельгангера? Причём грани между условно добрым Беверли и условно злым Эллиотом режиссером размыты до илистого состояния; Кроненберг не привлекает в качестве аргументов религиозную диалектику, не допуская в кадр ничего святого. Холодный и отстранённый, остраненный внутренне и лощенно ограненный снаружи, израненный трещинами рефлексии и сомнений, мир братьев Мэнтл есть тотальным отражением философской борьбы телесного, плотского, и духовного, платонического, тем примечательнее, что братья - гинекологи, исследователи и врачеватели женского естества. Авторское же восприятие двойственности скорее материалистично, чем метафизично; финальным актом и сопутствующими ритуальными сценами в духе бедняги Алистера Кроули Кроненберг парадоксально отвергает дух в сторону торжества плоти, руша дуализм по заветам Томаса Гоббса и натуралистичного монизма, в ленте обретающего яркую визуальную оболочку с кровавым мясом.
Но в то же самое время 'Связанные насмерть' это кино о невозможности познания мужчиной женщины. Привычный для режиссёра медицинский аспект в этой картине решен как эдакий сюрреалистический арт-дивертисмент, а не как зловещий богоборческий кошмар. Лишив своих героев белых халатов, по сути убрав как таковую чистоту, и обрядив в кроваво-красные с отливом балахоны, Кроненберг придаёт гинекологии чересчур символический оттенок познавания потаенного. Но при этом и от Эллиота, и от Беверли истинная тайна женщины ускользает, как и от самого режиссёра, напрочь отказавшегося от ранних представлений о Женском как дьяволическом в 'Выводке' и 'Бешеной'. Триолистический психологический ребус, загаданный Кроненбергом, по идее решается или в постели, в духе Фрейда, или в Красной комнате операционной, в духе Линча. Но извращенную сексуальность Кроненберг скрадывает, а Красная комната становится дверью в подсознательное и бессознательное, где непостижимое знание вечного вопроса ' Что хочет женщина ' трещит по швам алогичностью и антропоморфностью. Разрывая кровоточащую пуповину собственной идентичности, ментальные братья, не сумев совладать и овладеть объектом вожделения, переступают грань дозволенного, сознательно взрастив в женщине монстра без единого следа какой бы то ни было человечности.
Совершенно пугающая тема близнецов. Страшная в своей психологической глубине связи – разные тела, мысли, характеры, но разные ли это люди на самом деле? Пожалуй, нет. И возможно ли «личное» счастье с женщиной для каждого из них – если «личное» может быть только одним на двоих?
Мутация внутреннего строения организма Клэр – это неизбежная мутация случая: когда-нибудь просто секс стал бы для одного из них чувствами. Это случилось сейчас – когда молодые ученые уже и не так молоды, и достаточно авторитетны, их талант позволяет говорить новое слово в науке и кажется, счастье-идиллия не прекратится. Но в самом этом накоплении энергии потенциальная угроза – эффект разорвавшейся бомбы, а Клэр – всего лишь детонатор. Этот подход оправдывает некоторые сюжетные повороты, которые кажутся не единственно-возможными - но здесь логика уступает место року.
После фильма, где атмосферное ощущение предопределённости и неотвратимости судьбы, возникает неразрешимый вопрос – а возможна ли вообще жизнь для близнецов в обычном ее понимании? Форма их существования слишком необычна – и невидимая связь в сто раз сильнее всех других энергетик. Что значит жить с самим собой в осязаемом теле – и как можно жить без самого себя, если можно?
Джереми Айронс справился с ролью (двумя ролями) великолепно. Во-первых, он один играл обоих близнецов – а значит ощущение «одного» человека реальнее, чем иллюзия «двойственности». Во-вторых – о двойственности. Умение Джереми играть на контрасте, переходить с одной эмоции на кардинально другую в короткое время (причем сохранять при этом всю ту джентльменскую английскую выправку, самоощущение) – все это достигло своего пика в этом фильме. И при том, близнецов можно различить – по концентрации энергии (потрясающе исполненная находка Айронса): строгий, внутренне подтянутый, с напряжением в области шеи – а потому с энергетикой мужчины-защитника – Элиот; и мягкий, более нуждающийся в защите, с расслабленными плечами и чуть откинутой назад головой (за счет расслабленной шеи) – близнец с почти «женским» именем Бев.
Кроме всего прочего это еще и история о несвободе (и о необходимости 'сравняться' независимо от высоты уровня - несвободен не только более слабый, но и более сильный). Но получив свободу непомерной ценой «разделения»-избавления от более сильного брата, от которого зависел, - сможет ли более слабый занять его место в условной иерархии, сможет ли воспользоваться этой свободой – или во всем этом уже не будет смысла. Не будет. Ведь как можно жить, убив в себе себя?
Джероми Айронс всегда удивлял своей игрой, загадочный, всегда в своем герое что-то скрывает, либо какие-то мотивы, направленные на жестокость близких, либо непонятная справедливость. Мне особенно понравилась его озвучка в мультфильме 'Король лев', настолько сильно исполнил, что прям можно записать в его работы актера, действительно хорошо Шрама изобразил голосом!
На этот фильм наткнулся случайно и действительно было интересно смотреть на него сразу в двух ролях, он играл братьев-близнецов. Видна игра, удалось ему с разных сторон изобразить героев, разный характер. Но мне фильм не понравился, потому что какой-то муторный, пол фильма на одной и той же волне: споры с братом, выяснение отношений с главной героиней. Через некоторое время просмотра начинает надоедать однотипная обстановка героев и не разворачивающийся сценарий.
Талант Кроненберга по истине уникален. Его работы способны проникать в самые глубины человеческой души, выворачивать наизнанку все потаенные человеческие страхи и пороки. И 'Связанные насмерть' является одной из наиболее сильных картин. Нам представляют братьев-близнецов, избравших своей профессией гинекологию. Надо сказать немного странный выбор для двух братьев. Можно понять если отдельно взятый человек решил посвятить себя этому ремеслу, но когда вдвоем... Впрочем, если учесть влечение близнецов с самого детства к сексуальной стороне жизни, то вопросы быстро отпадают. Я не стану вдаваться в излишние подробности касательно сюжета, отмечу те посылы фильма, что заставили меня прибывать в тихом ужасе (в хорошем смысле).
Прежде всего меня поразили отношения между братьями. Это не просто 2 близких родных человека, они действительно являются одним целым, поделенным надвое. Несмотря на заметную разницу в характерах, они способны феноменально чувствовать друг друга, понимать. Удивительно показано как они делят между собой женщин. Когда Эллион подцепит очередную барышню и проведет с ней ночь, он твердо настаивает на том, чтобы Бев пошел к ней на свидание и сделал с ней тоже самое. - Мы все должны делить между собой, и женщин-, говорит Эллиот своему брату. При этом они совершенно не испытывают какой-либо брезгливости. Наоборот, их даже возбуждает этот факт, они ощущают эйфорию от того, что женщины принадлежат им обоим. Сцена где они втроем в обнимку танцуют с коллегой по работе заставляет широко открывать глаза на происходящее. Они искренне и страстно прижимаются друг к другу, девушка получает удовольствие в объятьях мужчин, а братья от ощущения близости друг друга. В постельных делах оба проявляют изобретательность. Например привязывание к кровати жгутами женщин с фиксацией медицинским ножницами. Возьму на заметку))
Но размеренная жизнь двух гинекологов ломается с появлением в их жизни актрисы Клэр. Для Эллиота она очередная временная потеха, но Бэв смотрит на нее совершенно другими глазами. Он влюбляется в нее и, похоже, впервые в жизни. Бесплодная нимфоманка, страдающая от наркотической зависимости, которая ей служит как стимулятор для более ярких ощущений для секса, становится объектом обожания врача. Ревность, сомнения, страх перед собственным братом, что он может ее забрать себе, все это в гипертрофированной форме крутится в голове Бэва. В итоге он сам начинает принимать наркотические средства. Постепенно его сознание начинает сходить с ума, реальность предстает в каких-то диких тонах. Мысли о том, что у все большего количества женщин внутренне строение имеет природные патологии, заставляет его принимать безумные решения о проектировании новых хирургических инструментов, скорее похожих на орудия пыток инквизиции. Больше всего меня поразил момент в операционной, когда Бэва медсестра облачала в красный хирургический халат. Не знаю, что конкретно хотел сказать этим Кроненберг, но это было очень похоже на добровольной восхождение Христа на Голгофу. Раскинутые в сторону руки, пронзительный взгляд, устремленный на встречу неминуемого. Я смотрел этот момент затаив дыхание. Торжество и трагичность в одном мгновении безумно поразили меня. Эллиот, понимая какая опасность грозит им обоим пытается всеми силами вытащить брата из этой пропасти, ведь они единое целое, разделенное утробой матери на 2 половинки. Все что происходит с одним, немедленно отражается на втором. Борьба за обоюдное выживание висит как Дамоклов меч над Эллиотом, но...
История о жертвенной любви между братьями задевает самые тонкие струны души. Они готовы на все ради взаимного благополучия, цена не имеет значения. И если обстоятельства складываются для них фатальным образом, то взявшись за руки, они с улыбкой пойдут на встречу своей общей судьбе. Эллиот и Бэв осознают, что в этой жизни, кроме друг друга им больше никто не нужен. Но могут ли оставаться такими до конца дней своих? Неужели каждый их них не достоин того, чтобы найти ту единственную, которая сможет наполнить их жизнь новыми чувствами, ощущениями? Они в глубине души признают это. И не смотря на глубочающую любовь друг к другу, они должны быть разделены. Должны хирургически отделиться как сиамские близнецы. Но будет ли жизнь после этого иметь для них какой-то смысл?
Элиот и Бев – сиамские близнецы. И пусть нас не удивляет, что у каждого из них свое тело. Они едины, как един разум. Они воплощают единство сознания.
Хотя они разные. Один слабее, другой сильнее, видимо один родился раньше, как это обычно и бывает, но в данной семантике это не существенно.
Они могут любить других людей, могут быть по-разному зависимы от наркотиков, но и это не суть.
Они не могут быть в разлуке, все их существо должно слиться, оно стремится к этому. И лишь смерть одного смогла остановить эту карусель событий. Все. Их жизнь должная была перестать биться в их сердцах, для того, чтобы они могли быть свободны.
Им двоим, в отличие от нас, не нужна жизнь как таковая. Они не зависят от прогноза погоды, от вкусного завтрака в постель. Это лишь иллюзия бытия. Они же искали истинное существование, существование вне тела, но с единым разумом.
Операция, для которой подойдут даже вымышленные инструменты, предназначенные для женщин мутантов (может таковой они считают и свою мать), – чисто Кроненбергский прием. Наркотик в качестве обезболивающего, праздничный пирог с лимонадом и сентиментальные разговоры – не кажется ли нам, что все это просто аперитив, как рюмка водки перед ампутированием конечностей. Было бы глупо считать, что Кроненберг не смог обойти свою излюбленную тему с кровавыми кишками и взрывающей мозг нагой плотью. В «связанных насмерть» - это апофеоз существования близнецов, воплощение их истинного желания (хотя сами себе они не отдают в этом отчета).
Может и работа гинеколога (человека, который работает с внутренними органами) была им дана для того, чтобы они доходчивее осознали все несовершенство человеческого тела, его уродство и непрактичность.
Да, Кроненберг в этом произведении отошёл от телесного рассказа и перешел к 'блужданию' по мозгу. Сложно сказать, что интереснее у него выходит. Это просто кино, о котором хочется говорить, всем и с высокого дворца в сюрреалистическом стиле.
