Аккуратный фильм, с минимумом клюквы, однако, с весьма жирным налётом лирической отсебятины, но – я особо хотел бы сказать не от этом.
Вот – Шариков (в фильме Бобиков). И он – не говно. Он «так получился». В то время как г-н Бортко предлагает нам смотреть на сего персонажа исключительно глазами Преображенского. Человека, который любит – прежде всего – комфорт и себя. И при этом очень не любит «пролетариат».
Я понимаю, чем был обусловлен «взгляд на Шарикова» в отечественном фильме «Собачье сердце». Конец 80х, Перестройка и Гласность – и интеллигенция, дорвавшись до рупоров власти, – теперь мстила. Конечно, Шариков – мерзотный тип, тут и разговоров быть не может. Преображенский – гений, Шариков – дрянь, точка.
И само собой – такой декларации итальянский фильм лишён начисто. Их Шариков/Бобиков – не мрачный упырь, но – таки да – Клип Чугункин ver. 2.0 – то есть, дурак, балагур и... романтик.
Собственно, почему бы ему не быть романтиком? Он глуп, он несносен, он невежда и неуч и – он хочет уметь любить. У него есть (своеобразное) чувство прекрасного. И – что самое главное – он рефлексирует. Пожалуй, такой образ Шарикова мне кажется куда более глубоким и цельным. В этом смысле одна из самых важных сцен фильма – попойка Шарикова с компанией в квартире Преображенского, завершающаяся истерикой нашего героя: Меня никто не любит!
И в самом деле – тут всё очень логично. Ведь он – как бы и собака тоже. Он хочет нравится, он хочет поступать, как надо, хочет быть ценным. Он - не мразь, но он просто – не знает, что ему делать, прежде всего - социально. В силу своего скудоумия – он не может целиком и полностью понять, почему он такой и как он вообще «появился на свет». Но ему хватает «мозгов» для осознания собственной (социальной) неполноценности.
Шариков же Бортко вообще такими вопросами не задаётся (там вся рефлексия сводится к – актёрски(!) гениально сыгранной – сцены у зеркала, но это всего лишь одна бессловесная сцена, увы). А вот Шариков Латтуада – отчаянно пытается осознать своё место в мире.
В этом смысле, кстати, очень неплохо работает эпизод в кабаке, где Шариков лезет обниматься к мужчине. Ещё раз повторим: Шариков – пост-собака, у него ещё не наработаны необходимые социальные навыки, он жрёт пасту и танцует – абы с кем. И это тоже нормально.
Впрочем, все эти мои рассуждения – практически бессмысленны, увы. Фильм «Cuore di cane» – это так себе фильм. Актёры играют скучно, вяло, «без огонька». Трио Макса фон Сюдова, Марио Адорфа и Коки Понцони – выглядит совершенно не убедительным. Почти все основные мизансцены – разваливаются: персонажи почти не взаимодействуют друг с другом. Я уж не говорю о то, что лирико-романтические вставки про Шарикова – своей вымученностью и надсадностью - напоминают не менее вымученные аналогичные вставки про Шарапова и Синичкину в фильме Говорухина (о которых мы знаем, как и зачем они появились в «Месте встрече»). Это то, что называют «на отвяжись». Вам лирики? Да подавитесь, вот она.
Итак, смотреть? Да, обязательно. Смотреть – и обращать внимание, насколько может быть глубже и интереснее произведение, выстроенное не по «политическим лекалам».
Короче в фильме Латтуада всё наоборот: профессор Преображенский и Борменталь – представители нарождающегося фашизма, лютого социал-дарвинизма и сверхидеи (+евгеника), из которой якобы вырос германский нацизм.
Преображенский - это злой гений-протофашист, помешанный на деньгах, ест чёрную икру ложками в присутствии прислуги. Сжигает в печке неугодные книги (переписку Энгельса с Каутским). Несколькими годами позже то же самое будут делать немецкие нацисты.
Шариков – это добрый, трагический и благородный дикарь, а все его беды из-за злобной, извращенческой буржуазии, он перенимает её гнилые предрассудки вопреки воспитательной работе Швондера. Ищет большой и чистой любви: на вечеринке у профессора пролетариат не позволяет ему переспать с юной Наташей (эту роль сыграла порнозвезда Чичолина), а попытка начать жить с машинисткой Васнецовой пресекается Преображенским, так же искренне влюблён в Зину, и по-собачьи целует и лижет ноги когда она спит, постепенно её сердце тает, в ней пробуждается классовое сознание, и она видит в Шарикове объект эксплуатации, как она сама.
Швондер - это трагичный и бедный коммунист-фанатик, зажатый бюрократией и буржуазией. Латтуада не стал показывать Швондера как карикатурного и дерзкого еврея, хотя таким его описал Булгаков.
Для справки: повесть «Собачье сердце» написана Булгаковым в 1925 году. Хотели напечатать в альманахе «Недра», но подельник Ленина, Лев Каменев её запретил, начертав отрицательную резолюцию: «Это острый памфлет на современность. Печатать ни в коем случае нельзя». Первая публикация в 1968 году за границей — в ФРГ и Англии. Первая экранизация от Латтуада в 1976 году. Италия в то время была лидером по экранизации произведений Булгакова, открыв его западному миру. В 1972 году ими была снята картина « Мастер и Маргарита», в 1977 году - «Роковые яйца». На западе любили Булгакова.
Режиссёр Латтуада в свои 62 года был умеренным новым левым, поэтому в 'Собачьем сердце' он увидел становление европейского фашизма. Ещё в 1952 году он снял «Шинель», в 1958-м «Бурю» по «Капитанской дочке», в 1962 году - «Степь».
В повести Булгакова положительных героев не было вообще.
Кто кричит, что профессор, мол, страдающий-совестливый-рукопожатный, точно повести ни читал: там и надменный циник-профессор (абортирующий 14-летних девочек, унижающий прислугу, жрущий ложками черную икру в голодной стране) и его франкенштейн — оба друг друга стоят.
Но и тут булгаковский сюжет, конечно, переделан: в положительного героя превращается Шариков — традиционная для итальянского неореализма симпатия к социальным низам. Он просто наивный дикарь без выдуманного Бортко «Подходи, буржуй, глазик выколю» и похож на трудного подростка (да, тяжелое беспризорное детство, но, по словам Макаренко, каждого ведь можно возвысить до уровня человека,). Выдуманная итальянцами-леваками любовная линия его и Зины его вообще окончательно очеловечивает, что зрителя, привыкшего к уроду из перестроечной версии, конечно, покоробит.
Все смотрятся весьма живо и талантливо, хотя общаются друг с другом немножко как итальянцы, а не как русские.
Я это даже не к тому, что каждая эпоха рождает свой смысл. Я к тому, что именно такая переделка мрачной повестушки — куда более добрая, чем перестроечная. Любой человек — это образ Божий, и общение с людьми, образование, обстоятельства жизни, перенесенные страдания могут возвысить его.
Менеджер по продажам, уложив детей спать, может наконец помечтать об охоте на крокодилов: жизнь, полная приключений, настоящие опасности – вот это да! А в то же самое время где-то лежит нильский крокодил и грезит примерно о том же: вот если бы когда-нибудь к нему наведалось это мягкое, сочное городское пузико на дряблых ножках… Западные леваки, вскормленные капитализмом, склонны размышлять о непостижимо далеком для них социализме: свобода, равенство, электричество, правосудие и искусство – вот это да! А в то же самое время где-то лежит кубинский социализм и… короче, см. выше.
Итальянский режиссер Альберто Латтуада прочитал «Собачье сердце», и оно ему решительно не понравилось. Недемократический, знаете ли, налет в нем чувствуется. Прободение социалистической язвы видного представителя итальянского неореализма было излечено методом «свободной трактовки классики настоящим художником», то есть наложением необходимого числа аберраций на восприятие оригинального объекта вплоть до полного искажения оного.
В первую очередь досталось, конечно, булгаковским персонажам. Ф. Ф. Преображенский – рафинированный русский интеллигент, фильтрующий свою жизнь от дряни самым беспощадным образом (чуть что, сразу: «В печь!») – субъект, совершенно чуждый социал-демократическому пейзажу. Коррекция потребовала напустить в этот образ кровавого сотонизму, превратив профессора Преображенского в доктора Франкенштейна (какая такая Мэри Шелли? не знаем никакой Мэри Шелли, починяем примус и снимаем исключительно по Булгакову, честно-пречестно). «Человек малого роста и несимпатичной наружности… лоб поражал своей малой вышиной» – это булгаковский Шариков, пьяница, для отвода глаз обвиняющий Зинку в краже двух червонцев; такой Шариков нам не нужен. А нужен нам симпатяга Бобиков, плачущий и страдальчески вопрошающий о том, зачем его произвели на свет, Бобиков – внезапный мастер циркового искусства, Бобиков, влюбленный в Зину по самое некуда, Бобиков, жалеемый и/или желаемый абсолютно всеми женщинами, которых он повстречал (фильм все-таки итальянский, не будем об этом забывать). Причины же, по которым худой врач-интеллигент Борменталь в фильме превратился в знойного мордоворота из подворотен Неаполя, совершенно непостижимы.
Булгаковский сюжет выхолощен и извращен ровно на 180 градусов: по мнению Латтуады, никогда не может быть такого, чтобы кто-либо – пусть даже вчерашний пес с мозгом мелкого уголовника – мог являть собой конченую скотину. Так может только показаться, а в действительности виноваты во всем фашиствующие Преображенский и Борменталь, лишившие милого повесу Бобикова человеческой личности в тот самый момент, когда он встал на рельсы окончательного исправления. Все настоящее содержимое «Собачьего сердца» – безнадежное противостояние вымирающей русской интеллигенции нагло прущей шариковщине – Латтуада спокойно выплеснул, заменив это стандартным «бу-бу-бу» о трагедии личности, трудно вписывающейся в общество, в котором всякие негодяи вольны ставить бесчеловечные эксперименты над животными.
Характерны некоторые из сцен, добавленных в повествование Латтуадой: а) Зина, натирающая спину профессору, сидящему в ванне (ну попутал Латтуада интеллигента с помещиком: бывает, особенно если не знаешь предмета), б) собаки, набросившиеся всей сворой на Бобика в его ошейнике (а это уже обычное, прямолинейное низковкусие). Одно дело – снимать фильмы ни о чем, называя это реализмом, а совсем другое – экранизировать классику: тут тонкость нужна (еще большая, чем для изготовления водки), нужны пальцы для нюансов... Надо поинтересоваться, не снял ли Латтуада «Трех мушкетеров» о том, как грубая солдатня беспрерывно издевалась над бедной женщиной, в конце концов приговорив ее к смерти в угаре пьяного самосуда.
Адекватно оценить актерскую игру в фильме Латтуады без экранизации Бортко не представляется возможным. Так вот, Евстигнеев выигрывает у фон Сюдова нокаутом; велел ли Латтуада сыграть Максу этого недо-Франкенштейна, или сам актер такой образ себе нашел, не имеет никакого значения – иди теперь доказывай. Полиграф Полиграфович у Латтуады симпатичен, но безлик: если Шариков в исполнении Толоконникова узнаваем по любому кадру из фильма, то Бобикова-Понцони вы забудете через час после просмотра. Но главный провал Латтуады – это, конечно же, Швондер. В версии Бортко – это наш, настоящий швондер, уверенный, что «документ – самая важная вещь на свете», это блеск Карцева и в мимике, и в интонациях. У Латтуады Швондер – просто пустое место. Тьфу.
«Собачьим сердцем» Альберто Латтуада транслировал нам свои важные социал-демократические идеалы. Спасибо. Кол вам, товарищ Латтуада, за безвкусие, за бледную игру актеров, за надругательство над классикой, но главное – за глупость и социальную вредность вашей подделки.
Прежде всего, я считаю важным отметить, что фильм Альберто Латтуада, строго говоря, не является именно экранизацией повести Михаила Булгакова, а, прежде всего, ее авторской интерпретацией. Привычный нам смысл оригинального произведения был очень значительно изменен и даже, в каком-то плане, переработан с чистого листа. Поэтому, если вы не любите резких переосмыслений знакомых вам историй и считаете оригинальное булгаковское видение единственно правильным - этот фильм вам определенно покажется странной «ересью».
Атмосфера
После странных и диковатых заграничных экранизаций «Мастера и Маргариты» я не ожидала от фильма многого, заранее подготовив себя к теоретически возможной «клюквастости». Но, в этом плане, фильм меня приятно удивил – откровенной «клюквы» в нем, практически, нет. Ну, если закрыть глаза на некоторые моменты и мелочи вроде внезапно возникшего в середине фильма «летнего» эпизода, до и после которого нам показывали зимнюю Москву. Толком нет впечатления, будто бы авторы назойливо пытались «сразить зрителя национальным колоритом», как это частенько бывает в иностранных экранизациях русских книг. ( не считая, опять же, отдельных немногочисленных моментов, вроде эпизода в цирке )
Отдельно хочется похвалить костюмы и декорации. Конечно, можно придраться к тому, что, мол, здания на улицах псевдо-Москвы выглядят так, будто их сделали из фанеры, и что вообще этот город на Москву похож не слишком. Но, учитывая, что фильм снимали НЕ в Москве, такие придирки выглядят несколько надуманно. Интересна обстановка внутри Калабуховского дома: большое количество агитплакатов, надписи «Ленин жив» и «Энгельс гений», конечно, можно было бы назвать при желании клюквой, но вместе с этим, они выглядят как попытка акцентировать внимание зрителя на агрессивно-коммунистических взглядах нового домоуправления. Лично мне понравился такой подход. Ярко, колоритно, и, в общем-то, с попыткой передать оригинальные образы из книги. А вот обстановка в квартире Преображенского выглядит, пожалуй, чересчур богато и пышно, даже по меркам периода НЭПа ( арфа – это уже перебор). Но это, в общем-то, скорее украшает визуальный ряд, хоть и создает ощущение чего-то неестественно, не по-советски яркого и красочного.
Хороши костюмы. Достаточно будет сказать, что большинство из них крайне дотошно воссоздают на экране книжные описания. За это фильму, определенно, жирный плюс.
Интерпретация
А теперь, главная часть – преподнесение истории.
Как уже было отмечено – фильм, в сущности, не переносит на экран оригинальную историю Булгакова, а предлагает нам совершенно другую вариацию на её тему.
Самый главный факт – на протяжении всего фильма ни разу не был упомянут такой ключевой в булгаковской повести персонаж как Клим Чугункин. И это меняет буквально все. В оригинальной повести нам довольно ясно дают понять, что существо, которое мы наблюдали, не было Шариком, превратившимся в человека. Оно, фактически, было умершим Климом, чье сознание в гипофизе было своеобразно воскрешено через физическое тело собаки Шарика.
В оригинальной повести, превращение собаки в человека было лишь аллюзией, высмеивающей социальное положение дел в советской России того времени. ( Человек-собака явно представлял образ неблаговидного пролетария, не так давно уравненного в правах со своими бывшими господами, но не способного вести себя соответствующим образом).
В фильме Альберто Латтуада же, та же самая история о животном, обретающем человеческое тело и сознание, была представлена очень...непривычно. Ничего в фильме не дает нам понять, что поведение Бобикова было определено «неверным» гипофизом. В конце повести Булгакова, Шарик не знает, что происходило с его телом, и это окончательно доказывает нам, что сознание собаки все это время было заключено в гипофизе в банке. В конце фильма Латтуада, Бобик, вероятнее всего, понимает, что произошло с ним, но точно нам это не объясняют. ( Или, это просто я смотрела фильм с неудачным переводом?) И всё это дает нам совсем другого персонажа. Шариков – жуткая химера из сознания неблаговидного, отвратительного представителя человеческого рода, и собачьего тела со всеми его звериными инстинктами. А Бобиков в фильме Латтуада – это куда менее пугающее, но не менее противоестественное (и, по мнению автора, – несчастное) существо, являющееся именно что животным, которое, неожиданно получив человеческое тело и сознание, вдруг будто взбесилось от осознания своего нового положения и новых возможностей. Получив статус человека, он словно пытается «брать от жизни все», исходя из опыта своего голодного прошлого, становясь совершенно неуправляемым. Ведь с возможностями приходит и ответственность, которую он не способен нести в силу своего происхождения.
Фильм показывает нам абсолютно сочувственно-гуманистическое видение знакомой нам истории, что может вызвать чуть ли не чувство протеста у привыкшего к оригинальной трактовке зрителя: «Нам предлагают сочувствовать этому мерзкому существу, да они с ума сошли? Чем они вообще читали Булгакова!?» В фильме присутствуют небольшие моменты, несущественные в общей массе, но резко меняющие восприятие зрителем представленных персонажей и ситуаций (ровно как и смысл всего происходящего в целом): например, ближе к концу, нам недвусмысленно дают понять, что Бобиков сам осознает всю противоестественность собственного существа, и страдает от этого (трудно представить такое в случае с оригинальным Шариковым, не правда ли?) Ну а тот факт, что Альберто Латтуада, будучи убежденным «левым», намеренно изменил смысл истории, практически, поменяв местами «идейные полюса» оригинальной повести Булгакова способен совсем уж порвать шаблон постсоветскому зрителю.
Но, несмотря на все «перекраивание» смысла, фильм проявляет очень большое внимание к тексту повести, (особенно в начале) которое крайне причудливым образом сочетается со сценарными нововведениями. Например, присутствуют сцены, большая часть из которых подразумевалась в книге, но не была представлена читателю непосредственно.
Итог:
Общее впечатление от фильма больше всего напоминает мне впечатление от американской экранизации «12 стульев» за авторством Мэла Брукса: Вся изначальная суровость русской души, присущая литературному первоисточнику, была заметно смягчена своеобразной «романтизацией» и более красочной атмосферой фильма. При этом оба фильма заметно изменили мораль первоисточника. Но на фоне «12 стульев» Брукса «Собачье сердце» Латтуада отличается в лучшую сторону: в фильме нет откровенно несуразной клюквы, которая так убивала зрителей в «стульях», и фильм уделяет гораздо больше внимания оригинальному произведению. Если в «стульях» авторы интерпретировали сюжет, вырезав неимоверную часть действительно шедевральных сцен из оригинала, и добавили хэппи-энд, то «Собачье сердце» практически полностью следует тексту повести, но при этом смысл истории изменен под корень за счет добавления маленьких, но значительных эпизодов. Шикарная работа сценариста, не правда ли?
7 из 10
-3 балла за недостаточно хорошо проработанных Борменталя и Швондера.
Умеют, могут или экранизация русской классики здоровым человеком
Признаюсь, о том что экранизация Бортко не является первой для меня была большим удивлением.
Больше того - многие мизансцены, костюмы и даже начальная сцена по большому счету скопированы у итальянского первоисточника! Многие думаю увидев это завопили: это плагиат и воровство! Ну или как то так. С этим голословным обвинением не в коей мере не нужно даже соглашаться! Это даже не тот случай, когда 'Репетиция оркестра' и 'Чудо в Милане' превратились в 'Гараж' и 'Небеса обетованные' соответственно. Да итальянское кино оказало огромное влияние на наш кинематоргаф, но наши режиссеры не настолько примитивны, что бы работать методом copy-paste.
И Латтуада и Бортко поднимают проблему игры человека в Бога, которая стоит во главе угла произведения Михаила Афанасьевича. НО! В итальянском фильме акцент делается на судьбе Бобикова (то бишь Шарикова) и натурализме, а в отечественной картине помимо отличной трагикомической линии идет мощная сатира и срываются все маски с современной Булгакову эпохи. И фильм актуален до сих пор - Шариковы и Швондеры неистребимы. Ну на это тему можно рассуждать бесконечно, не говоря уже о множестве монографий по этой проблеме. По разному в фильмах показан и профессор Преображенский. Казалось бы и у Бортко и у Латтуады это интеллигент до мозга костей, если не сказать цвет нации, но... В нашем фильме это действительно престарелый добродушный профессор, не ведающий на какой ужасный эксперимент он идет, то в итальянской экранизации это временами чуть ли не доктор Мэнгеле с сопутствующей жестокостью и цинизмом.
Сравнивать фон Сюдова и Евстегнеева бессмысленно - это великие актеры. Просто они сыграли абсолютно разные образы и грани одного персонажа. И к большому сожалению итальянская картина кроме знаменитого шведского актера похвастать не может: Борменталь вышел поверхностным, а Шариков карикатурно-дурашливым.
8 из 10
Оценку я снизил за небольшую клюкву (ну на фоне других зарубежных экранизаций просто мизер) и несовременность, потому что фильм Бортко более острый, проникновенный и с огромной долей психологизма.
А этот фильм хорош тонким прочтением (опять таки на фоне других) и уважением к первоисточнику, но не более.
Честно говоря, несколько двойственные впечатления.
Как для иностранца с совершенно другой культурной базой, Латтуада удалось неплохо понять суть Булгаковского поизведения...
Но. Большое 'НО', сквозь которое смотрится этот фильм - это наша привычная экранизация Бортко. И без сравнения с ней, естественно, обойтись не получится.
Итальянская актерская школа значительно более эмоциональна и романтизирована, что не могло не сказаться на результате.
Очень сильно удивляет Шариков (который почему-то внезапно стал Бобиковым). Воспринимается он совершенно с другой стороны - не наглым хамом, а просто инфантильным и безответственным бабником. Значительно более симпатичен зрителю. Да, в принципе, и окружающим людям.
Радует профессор Преображенский. Несколько непривычно сыграно - но характер выдержан. Умный, уверенный в себе, честный. Немного более несдержан чем привычный нам Евстингеев, немного менее интеллигентен.
Несколько странно смотрится доктор Броменталь. Этакий подхалим, завистник, и вообще личность неприятная. Такое впечатление, что актер переигрывает. В отдельных эпизодах даже кажется, что он гримасничает.
Швондер... Ну в принципе, трактовка вполне допустимая. Смотрится значительно бледнее, чем получилось в исполнении Карцева, тут Швондер - это однозначно второстепенная роль.
И остальные лица очень 'по-итальянски' сыграны. Но в общем выглядят довольно гармонично и глаз не режут.
Следует добавить, что смотрел я фильм с не очень хорошим переводом. Что тоже не добавило приятных ощущений, так что с нормальным дубляжом картина все-таки может быть и легче воспринята.
О существовании этого фильма узнал совершенно случайно, а поскольку меня всегда занимала разного рода клюква (а чего ещё ожидать от европейцев, снимающих про Россию), да ещё и с Максом фон Зюдовым в роли профессора Преображенского, то решение о просмотре было незамедлительно принято.
Что сказать. Фильм, конечно, гораздо более легковесный, чем у Бортко, хотя и снят достаточно близко к тексту книги. Исключения там два – трактовка персонажей Зины и Шарикова (Полиграф Полиграфович в итальянской версии вызывает даже определённую симпатию и его в конце реально жалко), ну и Швондер чисто внешне вовсе не жыдокомиссар, а какой-то балтийский братишечка (хочу заметить, что для 25-го года в Москве ни этот типаж, ни тот, что воплощал Карцев, абсолютно не характерны, это - реликты времён гражданской войны, а вовсе не расцвета НЭПа).
Главгерой здесь, в отличие от произведения Бортко, вовсе не Преображенский, а как раз-таки Шариков и акценты смещены именно в его сторону. Преображенский же выступает здесь в роли ну не то, чтобы отрицательной, а, скорее, бога-творца, раздражённого результатом своих изысканий и стремящегося их уничтожить. Любопытная трактовка, вполне имеющая право на существование.
Ну и несколько слов об озвучке. Я нашёл только любительский одноголосый перевод, не особо шикарный, но и не отстойный. Но для интереса послушал несколько эпизодов из оригинала, а, поскольку я изучал итальянский, то могу с уверенностью сказать: в ряде мест, особенно в репликах Шарикова, переводчик дословно излагает текст из книги, а вовсе не то, что персонажи реально говорят в фильме.
В целом, кино достаточно любопытное, пусть даже близко не шедевр, но хотя бы для сравнения посмотреть стоит.
P.S. Клюква там, конечно же, присутствует, пусть и не особо развесистая - практически во всех эпизодах, которые происходят не в квартире Преображенского.
Совсем недавно я был чрезвычайно удивлен. Дело в том, что помимо известного фильма Владимира Бортко, у 'Собачьего сердца' Михаила Булгакова есть еще одна экранизация. Причем, фильм вышел в 1975 году, а режиссером выступил большой любитель русской литературы, экранизировавший и Чехова, и Гоголя - Альберто Латтуада.
Готовясь к просмотру я ожидал скучной итальянской картины, будучи уверенным в том, что уж 'Собачье сердце', Бортко снял безукоризненно. Но с каждой минутой просмотра мое мнение менялось.
Прежде всего отмечу, что Латтуада был очень близок к тексту книги, практически не добавляя ничего от себя. Также в числе преимуществ и небольшой хронометраж картины - фильм смотрится легко и динамично (в отличие от тяжеловесной картины Бортко).
Удивительно, но типично российское произведение, весьма строго и резко реагирующее на советскую действительность, было достаточно лаконично перенесено на экран итальянским режиссером. Безусловно правильным решением видится внешнее сходство актеров, исполняющих роли Шарикова и Швондера.
Но по праву, самая психологически 'сочная' роль досталась Максу фон Сюдофу. Он весьма точно передал образ профессора Преображенского. Известнейший актер сыграл свою роль в той же эмоциональной парадигме, что и Евгений Евстигнеев (в известной картине Бортко). Поэтому, судить о том, чей Преображенский 'лучше', весьма сложно. Все дело тут в личных симпатиях. Мне работа фон Сюдофа показалась интереснее. К тому же, она была задолго до работы Евстигнеева.
Латтуада постарался сделать фильм как можно более легким и доступным для понимания. Думаю, именно поэтому Шариков и Швондер у него вышли в больше мере забавными, нежели злыми.
В итоге: если писателя экранизируют за рубежом, да еще и несколько раз - значит писатель того стоит. Это утверждение в полной мере касается творчества Булгакова. Некоторая легковесность картины не должна смущать, Латтуада прекрасно прочувствовал все нюансы романа и старался сделать фильм как можно более смотрибельным. Ну, а в качестве бонуса - Макс фон Сюдоф в роли Преображенского.
Буду откровенен, доводилось видеть и худшие экранизации русской классики иностранными режиссерами. Альберто Латтуада с уважением отнесся к булгаковскому тексту, понял ключевые идеи и в общем-то верно расставил акценты, не удержавшись, впрочем, некоторой доли сюжетного креатива, в отдельных случаях малозначительного и несущественного, а вот в других – весьма спорного.
Речь не об ошибках в плане воспроизведения исторических деталей, антуража, реалий и быта Москвы 1925 года. Во-первых, этих ошибок не так уж много, они не сильно бросаются в глаза, а во-вторых, для итальянца, который снимал эту картину в 1975 году, такие небольшие «прорехи» во владении материалом, думаю, простительны.
А вот дискутировать о том, каким увидел режиссер одного из основных героев - Шарикова (в фильме он почему-то стал Бобиковым) – можно. Не знаю точно, увидел этого персонажа таким сам Латтуада, или таким понял Шарикова актер Коки Понзони, но Бобиков выглядит исключительно жертвой научного эксперимента, которая тщится теперь найти свое место в жизни, в принципе милым и обаятельным, чуть ли не очаровашкой, выкидывающем свои кренделя только в силу инфантильно-капризного характера. Причем при этом он взирает на тебя такими наивно-трогательными несчастными глазами, что удивляешься и даже чуть ли не негодуешь на злобного профессора, не дающего прохода бедному Полиграфу. Простите, но мне кажется, что Михаил Афанасьевич Булгаков увидел Шарикова совсем другим и дал об этом вполне ясно понять в своей повести. И вывод писателя однозначен: такие люди опасны, а не милы, под этакого легкого и почти безобидного юродивого этот персонаж никак не подведешь. Вот Владимир Бортко и Владимир Толоконников хорошо разобрались в нем, именно поэтому Шариков в советском фильме 1988 года выглядит таким пугающе убедительным и достоверным.
С другим ключевым персонажем, профессором Преображенским, дела в фильме Латтуады обстоят намного лучше. Макс фон Сюдов прочувствовал своего героя и сыграл его очень неплохо. Если бы позднее эту роль самым гениальным образом не исполнил Евгений Евстигнеев, фон Сюдов остался бы в истории кино очень приличным Преображенским. Нельзя сказать, что он совсем теряется рядом с Евстигнеевым, просто весовые категории этих актеров, по моему мнению, кардинально разные.
Что касается остальных героев, то выбор актеров на некоторые роли Латтуадой мне кажется несколько странным. В частности, Марио Адорф, без сомнения, хороший актер, но он лишь одним годом младше фон Сюдова, поэтому в фильме между ними потеряна дистанция, а она, в том числе и обусловленная возрастом, имеет тут важное значение. Борменталь - ровесник Преображенского смотрится как минимум неестественно.
Резанул глаз и Швондер в исполнении Вадима Гловны. Почему-то в картине Латтуады он предстает каким-то революционным фанатичным матросом, в то время как это был человек несколько иного темперамента и склада характера. Роман Карцев в этой роли мне значительно ближе.
О других актерах не могу сказать как ничего особо плохого, так и особо хорошего. Не схалтурили, но ничем и не поразили.
В целом это фильм, который мог получиться как намного хуже, так и несколько лучше.
