Вслед за своим коллегой из труппы «Монти Пайтон» Джоном Клизом, выпустившим мемуары в прошлом году, воспоминаниями разродился Терри Гиллиам, режиссер и единственный американец среди «Пайтонов». КиноПоиск предлагает вам ознакомиться с некоторыми фрагментами книги Гиллиама, выходящей на русском языке.
Вслед за своим коллегой из труппы «Монти Пайтон» Джоном Клизом, выпустившим мемуары в прошлом году, воспоминаниями разродился Терри Гиллиам, режиссер и единственный американец среди «Пайтонов». КиноПоиск предлагает вам ознакомиться с некоторыми фрагментами книги Гиллиама, выходящей на русском языке в издательстве Corpus.
О своих мемуарах
Эта книга получилась совсем не такой, как мы с моей дочкой Холли задумали. Мы планировали выпустить дорогущий, роскошный подарочный альбом большого формата с моими работами для ценителей изящного искусства. А для тех, кто умеет читать, там была бы подборка занимательных исторических фактов. Увы, стоило включить диктофон, как меня уже было не заткнуть, и в результате вышла автобиография в духе игры Grand Theft Auto: бешеная автомобильная погоня через всю мою жизнь, с заносами и авариями, так что лучшие мгновения со свистом проносятся мимо. В результате, чтобы хоть как-то упорядочить повествование, мне пришлось вставить в него написанные от руки или напечатанные фрагменты, извиниться за эгоцентрический характер моих воспоминаний, назвать тех, кого забыл, исправить вопиющие упущения и призвать своего внутреннего рассказчика к порядку. А ценителям изящного искусства придется приобрести для журнальных столиков что-нибудь другое.
О книгах
Я очень много читал. Больше всего я любил книги шотландского писателя Альберта Пейсона Терхуна, которого, кажется, сейчас в Великобритании почти не знают. Вероятно, потому, что хотя он написал массу замечательных историй о верных собаках, но самая известная, «Грейфрайерс Бобби», все же принадлежит перу другого автора. У нас дома всегда жили собаки, обычно сеттеры, хотя бывали и спаниели, так что мне, чтобы понять эти книги, не нужно было прикладывать гигантских интеллектуальных усилий. Самое приятное в чтении (в отличие от, скажем, игры Grand Theft Auto, которая мне тоже, в общем, нравится) — то, что оно подстегивает воображение и ты сам дорисовываешь всю картину. Как бы ярко автор ни описывал происходящее, все-таки заключительная стадия, на которой мысленный образ из двумерного превращается в трехмерный, целиком и полностью зависит от тебя.
О комиксах
До изобретения видеоигр пагубное влияние на американскую молодежь оказывали прежде всего комиксы. Причем в здешней культуре они имели куда большее значение, чем в британской. Дети росли на «Супермене» и «Бэтмене». В газетах комиксы занимали целый раздел: «Терри и пираты», «Матт и Джефф», «Дик Трейси», «Дэгвуд и Блонди» (старшее поколение зачитывалось «Сорванцами», «Динозавром Герти», «Маленьким Немо» и «Признаниями любителей гренок с сыром»). С самого раннего детства я любил не только читать комиксы, но и подражать их авторам — это было отдельное удовольствие. Стоит что-то нарисовать — и сразу же ясно, хорошо у тебя получилось или нет. В этом для меня и заключалась прелесть комиксов (впрочем, и по сей день я люблю их за это, хотя теперь мне нечасто случается взяться за карандаш) — мгновенная реакция публики. Это вам не фильм снимать и не роман писать, когда годами трудишься, а потом человеку надо пойти в кино или купить книгу, чтобы посмотреть, что у тебя получилось: комиксы сродни театральному представлению. Рисуешь — готово — ба-бах! И зритель сражен наповал, даже если оценил (или не оценил) твою работу только он.
Я всегда по умолчанию считал свое видение мира довольно заурядным и полагал, что другие круче, остроумнее и моднее меня.
Об Эйзенштейне
В Нью-Йорке я открыл для себя иностранное кино (будь то комедии лондонской студии Ealing, фильмы Куросавы или Бунюэля) и осознал, что актеры, стоящие перед камерой, вовсе не обязаны выглядеть как Рок Хадсон или Дорис Дэй (или Джерри Льюис и Дин Мартин, к примеру). И сам фильм необязательно должен быть цветным. Я с жадностью смотрел ретроспективу Чаплина, а с показов Эйзенштейна выходил в задумчивости: «Ничего себе ракурсы!» Видимо, тайная жизнь неудавшегося коммуниста — не путать с коммунистом-неудачником, как меня, скорее всего, обозвал бы сенатор Маккарти — и сделала старину Сергея таким привлекательным для меня. «Чувство кино» Эйзенштейна, пожалуй, единственная книга по киномастерству, которую я когда-либо прочел. Он объединил раскадровку с перемещением камеры — сведения, которые мне показались очень поучительными, хотя я уже тогда противился любым указаниям, даже исходившим от такого великого мастера. Помню, во мне вызвало бурный протест утверждение Эйзенштейна, что если сцена зрительно разворачивается слева направо, то и музыка тоже должна двигаться в том же направлении.
О британском подходе к комедии и начале работы с «Пайтонами»
На первый взгляд мои новые подельники казались солидными людьми: выпускники Оксбриджа в старомодных костюмах, и никаких вам жертв ЛСД в ярких шмотках. Внешность бывает обманчива, но ведь сатирик не обязан быть поклонником контркультуры. Суть британского подхода к комедии в том, что люди не боятся выглядеть смешно, и высокие соображения общественного блага тут ни при чем. Главное — заставить публику смеяться над всякими глупостями, а не пытаться решить ту или иную политическую задачу (хотя справедливости ради должен заметить, что если у вас есть чувство юмора, то вам куда труднее пытать жертву водой). Но они, как ни странно, не покушались на существующий строй, поскольку тогда им не над чем было бы смеяться.
В этом смысле я был менее консервативен, нежели остальные. Мои товарищи были подрывным элементом, но расшатывали систему исподволь, по-британски, пассивно-агрессивным способом, что было куда мягче грубого американского напора, к которому я привык, тогда как я со своими мессианскими устремлениями был бы счастлив, если бы старый мир рухнул с треском. Вполне возможно, что мои будущие коллеги по «Монти Пайтону» относились ко мне с опаской, я же — тогда мне не хотелось это признавать, впрочем, как и в последующие долгие годы — трепетал перед ними.
О «Джабервоки»
Хитрость Бармаглота была в том, что актер в костюме должен был стоять спиной вперед, чтобы лапы чудовища сгибались на манер птичьих. Мне хотелось скрыть, что внутри человек. Но больше всего возни было с лапами: они бессильно болтались. В конце концов мы их сняли в обратной перемотке: когда чудовище отрывало лапы от земли, в обратной перемотке казалось, будто оно тяжело топает, и выглядело это очень убедительно.
О реакции на «Житие Брайана»
Ни на одном другом пайтоновском фильме мы так не веселились, как на «Житии Брайана», и больше всего импровизировали. А когда он вышел и принес нам столько неприятностей, я был на седьмом небе от счастья. Самое приятное, что католики, протестанты и иудеи одновременно выступили против кощунственной трактовки важных религиозных тем. Объединить людей разных верований дорогого стоит, нам же это удалось влегкую — достаточно было задеть их чувства.
Нехватка сна, нехватка времени, нехватка денег и нехватка таланта — вот ключевые факторы, которые в сумме определяют творческий успех.
О «Бразилии»
Те, кто смотрит «Бразилию» с точки зрения XXI века, считают, что изображенный в фильме мир, в котором люди толком ничего не делают, только смотрят старые фильмы на крохотных экранах, дегустируют разные экстравагантные блюда да необдуманно ложатся под нож пластических хирургов, и все это в постоянном страхе террористической угрозы, получился в каком-то смысле пророческим. Как бы сильно мне ни хотелось (учитывая мои мессианские плотницкие корни) примерить мантию пророка, должен признать, что те, у кого есть глаза, могли заметить все это уже начиная с середины 1980-х. Так что в этом смысле «Бразилия» столько же документальный фильм, сколько антиутопия.
О пользе провала «Приключений барона Мюнхгаузена»
Даже четыре номинации «Приключений барона Мюнхгаузена» на «Оскар» не смогли исправить плохую финансовую карму, которую усугубила сперва паутина интриг, сплетенных студией и компанией-поручителем, а потом решение киностудии выпустить в американский прокат мизерное количество копий. Но были в моем новообретенном статусе голливудского изгоя и свои преимущества. Из-за трудностей, с которыми мне пришлось столкнуться при запуске новых проектов, я снял куда меньше плохих фильмов, чем мог бы, если бы дела шли иначе. Будь у меня время и деньги, я бы наверняка состряпал какую-нибудь фигню, а так моя дурная слава спасла меня от меня же самого, так что, пожалуй, без ангела-хранителя тут явно не обошлось: просто он или она та еще ехидна.
О сценарии «Короля-рыбака»
Для Ричарда ЛаГравенеса это был первый сценарий, и написал он его на пробу, поэтому я поинтересовался, есть ли более ранние версии. Как я и думал, они оказались куда лучше той, что прислала мне студия, то есть на сценариста уже надавили и заставили пойти на компромисс. Но раз уж за дело взялся я, этот номер у студии не прошел. Я не только вернул прежние варианты многих ключевых сцен, но и старался как можно меньше вмешиваться в текст. Обычно режиссеры норовят пометить всю территорию сценария, чтобы показать, кто тут главный, я же решил не делать этого из уважения к автору, и это несвойственное мне самоотречение принесло плоды: единственный раз, когда я все же поддался искушению и внес собственное предложение, эпизод от этого только выиграл.
О «12 обезьянах»
Если хочешь обвести киностудию вокруг пальца и на голливудские деньги снимать европейский артхаус, жизненно важно привлекать к участию в проекте звезд такой величины, как Брюс Уиллис и Брэд Питт. Когда же приступаешь к монтажу, то думаешь уже не о Брюсе с Брэдом, а задаешься вопросом: «Будет ли это работать?»
О режиссуре
Меня регулярно называют режиссером, который снимает авторское кино (и очень многие упорно в это верят — кому же не хочется побыть богом?), я же отшучиваюсь, мол, я не автор, а фильтр — такая штука на конце сигареты, которая одни токсины пропускает, а другие нет. Начинается все с меня — пожалуй, замыслы большинства фильмов принадлежат мне, — но потом я собираю всех остальных, они подают идеи, и начинается творческая чехарда: кто кого обскачет. Моя задача — отбирать из этой массы стоящие предложения. Я не всегда принимаю правильные решения, но по крайней мере тот факт, что их принимаю именно я, должен придавать тому, что я изначально делать не собирался, отчетливую индивидуальность.
Издательство Corpus обещает, что «Гиллиамески» очень скоро окажутся на прилавках книжных магазинов.
