Уже когда фильм «Зеркала» был в производстве, я понял, что надо было снимать кино о пробах на роль Цветаевой современных девчонок, которые понятия не имеют, кто это такая. А потом актриса бы настолько вживалась в роль, что начала бы сама проживать коллизию жизни Цветаевой, непонимание и предательство.
24 апреля на российские экраны вышла биографическая драма «Зеркала» Марины Мигуновой. Это история жизни Марины Цветаевой, начиная с ее встречи с Сергеем Эфроном в Коктебеле в 1911-м и заканчивая самоубийством в эвакуации в 1941 году. Жизнь Цветаевой (Виктория Исакова) за два часа стремительно пролетает перед глазами зрителя. Вот она еще совсем юная поэтесса, но уже знает, что именно с Сергеем (Роман Полянский) хочет связать свою жизнь. Вот она в Праге, приехала с дочерью к мужу и окунулась с головой в страстный роман с другом Сергея, Родзевичем (Виктор Добронравов). Вот вместе с семьей они живут в Париже бедно и тяжело. Наконец, переезд обратно в СССР, где каждого из героев ждет трагическая судьба. Виктория Исакова играет прямолинейную Марину, в голосе которой часто слышна сталь. Движения ее резки и отрывисты. Кажется, от внешнего мира она укрыта броней, иначе не смогла бы перенести все испытания, что выпали ей на долю.
Режиссер Марина Мигунова обратилась к теме Марины Цветаевой почти случайно. Пьеса «Тоска по родине» Нонны Голиковой сама нашла режиссера, которая как раз искала принципиально новый для себя проект. Текст был посвящен жизни Цветаевой, и в течение трех лет Мигунова пыталась переработать его в киносценарий, подробно изучая судьбу и творчество поэтессы. Но собранная из подлинных реплик Цветаевой пьеса не подходила для кино, и режиссер обратилась к сценаристу Юрию Арабову, постоянному соавтору Александра Сокурова, писателю и поэту. Он порекомендовал свою ученицу Анастасию Саркисян в качестве автора, а сам согласился помогать. Впрочем, согласился не сразу, так как тема не из простых.
КиноПоиск созвонился с Юрием Николаевичем, чтобы узнать, почему о Цветаевой почти не снимали кино, какой могла бы быть альтернативная картина о ее судьбе и почему он был против Виктории Исаковой в роли Марины Ивановны.
Пишут, что вы отговаривали Марину Мигунову снимать фильм о Цветаевой. Почему?
Тема крайне болезненная, она связана с предательством, с органами НКВД, с этой чудовищной историей с Эфроном, когда его использовали и благодаря его наводкам убивали людей, а потом убили и его самого. Эта тема действительно исторически для нас очень болезненная. Еще не было ни одного фильма, в котором эта тема раскрывалась бы, прозвучала бы трагично и социально. Само общество по этому поводу раскололось. Одни считают, что про это нужно забыть, другие думают, что так и нужно было. Когда так происходит, ничего невозможно снять. Пока кино — это часть государства (как бы продюсеры ни говорили обратное), пока у государства нет на это четкого взгляда (а именно оно дает деньги), всю эту коллизию с НКВД и трагедии, которые происходили, очень трудно снимать. Нужно отчаянное мужество и желательно частные деньги, чтобы не было никаких обязательств перед государством.
Марина предложила этот материал, а я сразу подумал о своей ученице Насте Саркисян, которая сидела без работы. Она очень приличный поэт. Предложил, чтобы она этот материал сделала, а я бы просто помог. Цветаева для Марины — вовсе не случайный человек. Это ее любимый поэт, она вжилась в этот материал, поэтому отговаривать режиссера от постановки было бессмысленно. Если человек хочет, он поставит.
Биографический фильм — это совсем не для меня
Насколько важно было придерживаться реальных фактов биографии?
Я как раз стоял за обратное, чтобы не было фактологии, не было бы традиционного байопика. Но Марина хотела осветить как можно больше десятилетий из жизни поэта. Если режиссер так хочет, а режиссер является мотором всего процесса, его трудно переубедить. Я понимал, что биографический фильм — это совсем не для меня. Хотя я писал в свое время сценарий для сериала «Николай Вавилов» и о Шаламове делал сериал, но это совсем не моя стихия. Уже когда сценарий был написан, а фильм был в производстве, я понял, что надо было снимать о пробах на роль Цветаевой различных современных девчонок, которые понятия не имеют, кто это такая. А потом актриса бы настолько вживалась в роль, что начала бы сама проживать на каком-то своем современном уровне коллизию жизни Цветаевой, непонимание и предательство. Но это осознание пришло уже во время съемок, когда переделывать что-то было уже поздно. Эта идея соткала бы совсем другой фильм, трудный для воплощения, но это идея продуктивная.
Как выбрать, какие эпизоды из 30 лет жизни поэта должны быть отражены на экране?
Настя работала в очень тесном взаимодействии с режиссером Мариной, и выбирали они вместе. Марина изначально говорила, что вот это, это и это ей нужно, а Настя писала, и я помогал. Я считаю, Настя отлично справилась, и кусок в церкви, где не Марина исповедуется пастору, а пастор Марине, — просто отличный эпизод. Он и в сценарии был самым сильным. Это в каком-то смысле даже хрестоматийная сцена. Я итогом доволен, но мне, конечно, хотелось большего эксперимента, которого я не мог конструктивно предложить. А когда пришла в голову та идея, которую я вам описал, было уже поздно. Да и фильм бы тогда получился в большей степени артхаусным, чем он и является сейчас.
Правда, что вы были не очень расположены к тому, чтобы на роль Цветаевой взяли Викторию Исакову?
У меня мозги настроены на эксперименты и на риск. Я просил выбрать более рискованный вариант, актрису довольно неизведанную. Надо сказать, что Виктория — великолепная актриса, она все может сыграть. Здесь она справилась блестяще, и другие ее работы, как, например, сериал «Оттепель», не дают сомневаться в ее таланте. Просто она очень уж ложилась на эту роль. Я просил, чтобы был поиск и эксперимент. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, но порой тот, кто рискует, может оказаться совершенно разбитым на необитаемом острове.
Западные инвесторы отворачиваются от России
В фильме Цветаева — резкий, жесткий и даже жестокий человек, тогда как ее стихи и письма, которые мы знаем, пропитаны нежностью. Откуда такой контраст?
Это человек, который очень много вынес. Она ведь и ушла из жизни по своей воле. Это человек, который привык доверять своей воле и своим желаниям, а отсюда и резкость. Люди, которые прячут амбиции в карман, внешне менее резкие. Марина была вся соткана из амбиций, и под этим было ее лирическое дарование, экспериментальное. Думаю, что здесь как раз все правильно. Я бы даже делал рисунок роли еще более гротескным.
Когда снимают картины по вашим сценариям, насколько пристально вы следите за процессом съемок?
У меня бывает по-разному. Когда снимает Александр Николаевич Сокуров, я на съемках не бываю, потому что Саша полностью держит производство в руках, и все равно он снимет то, что у него в голове. Я ему не очень нужен. А сейчас у меня снимается в Питере фильм, и там я бываю. Это вольная экранизация повести Достоевского «Кроткая». У группы нет большого опыта, и я чем-то помогаю на площадке.
В прошлом году было объявлено, что вы готовитесь к режиссерскому дебюту — картине «Русские жены» о событиях в Албании. На каком этапе этот проект?
Он сейчас на этапе поиска средств, потому что, как вы знаете, министерство культуры и Фонд кино дают меньше миллиона долларов на картину. Требуется еще миллиона два-три, чтобы этот проект продвинуть куда-то. Мы рассчитываем на зарубежные средства, но в связи с обострением международной обстановки многие отворачиваются от России, и предсказать дальнейшую судьбу проектов сложно. На одном из проектов у нас должен был быть немецкий режиссер, но он отказался, и немецкие деньги отлетели. Это было еще до Крыма, но похолодание в отношениях с западными инвесторами уже висело в воздухе. Так что не знаю, как будет с «Русскими женами». Албания, 1960-е годы — на 25 миллионов рублей это не снимешь. Так же, как и проект «Чайковский». Там похожая ситуация. Оба проекта были настроены на западные деньги, а сейчас ситуация осложнилась.
Сценаристов всегда мало, даже в Голливуде
Вы постоянно преподаете, недавно были в жюри сценарной премии для дебютантов. Как вы оцениваете молодое поколение российских сценаристов?
Поколения сценаристов, по-видимому, быть вообще не может. Даже американцы, у которых все предельно рационализировано, говорят о том, что сценарист должен писать 10—12 лет после получения образования, причем писать в стол. Тогда, через 10—12 лет после получения образования, он входит в профессию. Это, по-видимому, самая сложная кинематографическая профессия, потому что она связана с мышлением. А вещи, связанные с мышлением, можно рационализировать, но рационализировать их труднее, чем, скажем, операторское мастерство или режиссуру.
О поколениях сценаристов сложно сказать, особенно притом что киноиндустрии у нас по-прежнему нету. Полторы тысячи фильмов — это индустрия, это Голливуд. А 40—50 фильмов — это сами понимаете что. Так что про поколение сказать не могу. Думаю, что его нет, как не было моего поколения сценаристов. Но через некоторое время выскочат один-два или три человека, как выскочили мой ученик Дмитрий Соболев, Дмитрий Лемешев, который писал «Околофутбола», автор «Бумера» Денис Родимин, который стал режиссером. Это люди, близкие по возрасту, но их нельзя назвать поколением. Это, скорее всего, единицы из тех людей, которые обучаются сценарному мастерству. Это те, кто не перестает писать после получения образования. Тодоровский, кажется, сказал, что сценаристов всегда мало. Их действительно мало. Даже в Голливуде, где официально в Лос-Анджелесе 5000 сценаристов, а в реальности настоящих сценаристов около десятка, максимум двадцать. И это на такой вал картин.
Есть ощущение, что сейчас людей, которые хотят стать сценаристами, все больше. По крайней мере количество киношкол увеличивается с каждым годом.
Количество киношкол ничего не решает, если нет индустрии. У нас сейчас около 30 киношкол, они выпускают ежегодно тысячу человек, которые не нужны тем 40—50 фильмам, которые снимаются. Покуда киноиндустрии нету, ни сценаристы, ни по большому счету режиссеры и актеры не смогут осуществить себя в кино. А киноиндустрия — это не только производство фильмов, но и прокат, желательно мировой. Потому что Америка держится на международном, а не национальном прокате. У российской киноиндустрии много проблем: и финансирование, и отсутствие интереса у частного бизнеса, который надо освободить от налогов, если он будет работать с кино, и прокат. Эти вещи почти не решаются. Люди понимают, что нужно какое-то направление, но не хватает времени и средств.
