Бенедикт Камбербэтч: «Абрамс выбрал меня благодаря „Холмсу“»

На мой взгляд, он террорист. Он подобен человеку с невероятно серьезными намерениями, причем довольно благородными, но его поступки в этом направлении вызывают по меньшей мере сомнения, я бы сказал. Все это он делает не без причины. Его уверенность в себе безгранична, он воин сверхъестественной силы. Причем, когда я говорю «сверхъестественной», я не употребляю это слово в буквальном значении. Он просто невероятно силен. Он вполне способен и к рукопашной схватке с оружием. Он может использовать свое сознание как оружие. Он воин, владеющий психологией и способный повлиять на другого человека, чтобы использовать его в своих целях. У него довольно любопытный набор тактических приемов, которые он применяет, чтобы разорвать связи изнутри «Энтерпрайза», в семьях экипажа, между людьми. Он проделывает все это, используя свои манипуляции с сознанием. Такой вот непростой парень. (Смеется.)

Это скорее доставило мне удовольствие, чем привнесло какие-то сложности. Я впервые столкнулся с этим и был очень доволен этим опытом. Это было нечто, конечно. Совершенно новые впечатления — захватывающие и в чем-то девственные. Я не знал, чего ожидать, и просто отдался процессу. Ты просто даешь волю своему воображению в том пространстве, которое они (кинематографисты) создают вокруг, и все это вместе станет готовым продуктом. И, Боже, увидеть это на экране в IMAX! А я ведь никогда не видел ничего прежде в IMAX, да еще и в 3D! Поразительно! Поразительно, сколько было создано уникальных декораций вокруг того, что мы пытались себе вообразить, такой невероятный и колоссальный труд вложен был в это. Уму непостижимо. Я должен сразу заметить до того момента, как мы углубимся в детали: когда ты увидишь фильм полностью, то заметишь, что не так уж и много там на самом деле этого зеленого экрана; в картине очень много настоящего экшна, снятого в самой реальной местности, на самых настоящих построенных площадках, в декорациях. По-моему, в фильме очень здоровая смесь CGI и реальности. Но если говорить о рабочих днях в этой картине, то я наслаждался каждым из них.

Да, я с большим удовольствием прошел и через опыт motion capture в «Хоббите», где играл дракона Смауга. Для меня это было совершенно новым явлением. Самым странным впечатлением от всего этого, наверное, было то, что, проведя один лишь день на площадке «Стартрека», я уехал на две недели съемок «Хоббита» в Новую Зеландию и опять вернулся сюда заканчивать этот фильм. (Улыбается.) Это было любопытное совмещение. И во многом просто фантастичное по своей необычайности. Интересно то, что и тот опыт, и другой несли в себе освобождающий и раскрепощающий эффект. Ты играешь, используя только собственное воображение. Особенно в «Хоббите», где я должен был играть в этом особенном костюме для motion capture, сделанном из этой очень соблазнительной серой лайкры с белыми горошинами, раскиданными по нему, и аборигенной раскраской на лице. Ты просто должен с этим смириться, согласиться и получить удовольствие. И я чувствовал себя полностью и абсолютно свободным в игре. В «Стартреке» единственное, что меня стесняло, затрудняло движение, так это мои костюмы, которые создавались, чтобы выполнять свои функции в определенных сценах. Трудность заключалась в том, что они были сделаны из жестких, прочных и порой довольно тяжелых материалов. В этом, пожалуй, заключалась некоторая сложность, но в целом все это было исключительным удовольствием. Я наслаждался.

Ты будто снова ребенок. (Улыбается.) Ты играешь с такой же легкостью, как в детстве, когда ничто тебя не ограничивает и тебе не нужны даже игрушки, ты просто даешь волю воображению. И дело даже не в сером костюме, а скорее в отсутствии реквизита. Ты находишься в обычной комнате с серым ковровым покрытием на полу, со стенами с деревянными панелями, где только ты и эти поразительные высокотехнологичные инструменты, инфракрасная камера, фиксирующая каждое мое движение. Поразительнее всего то, что меня окружают все эти талантливые люди из MIT (Massachusetts Institute of Technology — самая престижная школа точных наук в США), собирающие весь этот материал и создающие в итоге нечто совершенно удивительное. Знаешь, когда вокруг тебя самые лучшие в мире специалисты в своем деле, которые умеют делать все эти экстраординарные вещи, тебе ничего другого не остается, как только получать удовольствие от процесса, находясь в этом странном пространстве. Тебя не ограничивает правдоподобие некоей реальности, у тебя даже нет костюма, надев который ты начинаешь играть. В твоем распоряжении буквально только твое воображение и… Питер Джексон. (Смеется.) Без него не обойтись, конечно.

Я не уверен, что вполне понимаю твой вопрос. Что ты хочешь узнать? Я, как ты видишь, простой двуногий млекопитающий, не огнедышащая рептилия. (Смеется.) Но я работал изо всех сил, пытаясь представить себя настоящим драконом. Я думаю, что результат этих усилий ты сможешь увидеть на экране. Как и я, впрочем. Может быть, когда фильм выйдет на DVD, там будут дополнительные материалы, где покажут и мой скромный вклад. Рассказать об этом сложно, но увидеть будет, наверное, интересно. Там было еще четыре камеры, кроме инфракрасной, и они снимали живьем все, что происходило. Они наснимали тонны материала, показывающего, как проходил процесс создания Смауга.

О, я понимаю… Да, я думаю, что однажды нам удастся увидеть, как все это происходило. Я бы тоже не против пережить этот опыт еще раз. И даже не столько ради собственного удовольствия, сколько для того, чтобы показать зрителям этот сложный процесс, это «нелюбимое дитя» — motion capture. На мой взгляд, Энди Серкис должен быть хотя бы номинирован на высшую награду киноакадемии США за его работу в «Восстании планеты обезьян». Его работа над ролью антропоморфного героя Цезаря — блестящее актерское достижение. Он внес столько человечности в облик животного, да еще и в процессе постепенного взросления! Младенец, подросток, юноша, взрослый — это же уникальнейшая работа! Или его Голлум! Мне посчастливилось увидеть. Питер показал мне, как Энди работал над сценой с загадками в Туманной горе. Это просто экстраординарная работа! Я видел всю сцену целиком, но еще без CGI, необработанную. Энди был в своем сером костюме, но после пяти секунд ты забываешь, что это Энди, ты видишь только Голлума, правда, симпатичнее, конечно, не такого тощего и скользкого. (Смеется.) Но, Боже мой, движения, манеры, повадки, скорость движения, голос — это же просто волшебство какое-то! Как он реагирует, меняется! Мгновенно! Я был просто ошеломлен. Мне хочется надеяться, что когда-нибудь истинным любителям кино повезет увидеть работу Энди без спецэффектов, а так как это выглядело на площадке. Я вам гарантирую: вы потеряете дар речи от восхищения мастерством этого актера. А возьмите Зои Салдану в «Аватаре»! Это же ведь тоже совершенно уникальная актерская работа! Я уверен, что ты со мной согласишься. Даже без CGI. Я видел несколько дополнительных материалов к «Аватару». Она совершенно прекрасна и абсолютно убедительна в этой роли. По-моему, такая работа должна быть отмечена и зрителями, и профессионалами. Как и многие мои коллеги, я хотел бы официально заявить, что работа Энди Серкиса должна быть оценена по достоинству гильдией актеров и киноакадемией. Знаю, что сам Энди никогда не жаловался, но, как мне кажется, это важно для всех нас. Энди, по-моему, занимает абсолютно особенное место в истории кино. Я страшно горжусь тем, что могу называть его моим другом.

(Смеется.) Вот же хитрец! Теперь я должен сказать, что он величайший режиссер в мире! Ну, конечно, это такая игра, которую мы придумали. О нет, я шучу, разумеется. Да, я знаю, что он говорит обо мне множество бесстыдно приятных вещей, что меня очень смущает. Я уверен, что он все-таки преувеличивает. Хотя он раздает комплименты всем нам с большим удовольствием.

(Смеется.) О, я прекрасно знаю, что существует определенное представление о британских актерах, и эта странная культурологическая неловкость между нами и представителями других культур… «Эти британцы — они играют в театре… Какое бы место им отвести в мире кино? Хм…» (Смеется.)

О, отлично замечено! Как они посмели?! Я знаю, что Джей Джей Абрамс выбрал меня благодаря «Холмсу» и хотел предложить мне роль сразу, без проб. Но я считаю, что он должен был провести меня через пробы, хотя бы для того, чтобы показать сам процесс, понимаешь? Есть правила. Эти пробы в итоге стали для нас как бы разминкой перед работой и ничему не противоречили. Джей Джей рассказал мне всю роль, какой он ее видит в фильме, и ему не нужны были пробы. На самом деле мне, конечно, приятно и даже лестно получать предложения роли без дополнительных проб, но я терпеть не могу, что при этом возникает как бы предположение, что ты именно тот, кто им нужен, а тебе нужно оправдать эти ожидания. Если я не получил роль в процессе отбора, сравнения с другими, то я ее не выиграл, понимаешь? У меня нет возможности показать, что я могу справиться с ролью. Так что подобное доверие со стороны режиссера скорее пугает, чем радует, хотя это лестно, разумеется. В итоге Джей Джей дал мне эти пробы, и я получил первую порцию адреналина. Все обошлось и получилось, хочется надеяться.

Да, они оба актеры, но они пытались отговорить меня от этого, разубедить в правильности выбора. И с совершенно определенной и понятной целью. Они мне дали образование, которое позволило бы мне выбрать все что угодно, кроме актерства. И мне очень повезло получить такую возможность. Это привилегия, которую я, фигурально выражаясь, швырнул им в лицо, став актером. (Смеется.) На то, чтобы принять этот факт, у них ушло какое-то время. Но однажды мой отец сказал мне такую вещь, которую нечасто услышишь. Это было после того, как я сыграл Сальери в «Амадее» в постановке университетского театра. Он сказал мне, что я лучше, чем он когда-либо был и когда-либо будет. Он сказал, что я должен продолжать работать в этом направлении, что у меня сложится действительно отличная карьера и что я получу огромное удовольствие от всего этого. Его слова тогда заставили меня прослезиться, и я подумал, что этого признания вполне достаточно, чтобы расценить его как зеленый свет. И так я стал профессиональным актером.

Наверное, в какой-то степени. Не знаю. Мой отец читал мне «Хоббита», когда мне было где-то лет семь. Может быть, и меньше. Меня отправили в школу-интернат, когда мне было восемь, значит, до этого… Мой отец мне читал, конечно, и другие книжки, и я сам читал всяких «Винни-Пухов» и другие детские произведения, но вот «Хоббита» я запомнил особенно хорошо, потому что отец мне читал его, играя голосом. Особенно мне нравился Голлум. Я просил папу снова и снова говорить голосом Голлума, и он говорил снова и снова. И получалось у него замечательно, иначе, чем у Энди, но тоже хорошо. И еще я помню, каким он представлял Смауга. Таким тщеславным, пугающим и волшебным был этот дракон! И поразительно, как этот круг замкнулся для меня! Магически.

Да, вполне. Ты знаешь, все это замечательно, конечно, но я понимаю, почему они сопротивлялись моему выбору в самом начале, будучи в этой профессии всю жизнь. Если ты актер, ты принадлежишь только себе и работаешь практически только на себя, у тебя нет постоянного места работы и устойчивой зарплаты. Ты никогда не знаешь, когда в следующий раз получишь чек. Актерская профессия всегда сопряжена с финансовым риском. Это с одной стороны, с другой — твоя жизнь в обществе. Ты не можешь организовать свою социальную жизнь как-то более или менее определенно. Ты всегда зависишь от телефонного звонка, когда твой агент звонит и сообщает, что ты должен завтра быть на каких-то пробах. Ты не можешь ничего планировать загодя, не будучи уверенным, что сможешь выполнить свои обещания где-то быть и что-то делать. И мои родители прекрасно знали о природе профессии актера, всегда зависящей от обстоятельств. И сейчас они живут моими достижениями, ощущая все прелести и тяготы известности косвенно, через меня. Нет, ты не подумай, они оба по-прежнему заняты своими карьерами, оба работают до сих пор, но оба они просто безмерно счастливы за меня. Для меня это своего рода движущая сила, которая поднимает меня утром из постели и отправляет заниматься тем, что доставляет радость не только мне, но и моей семье. А мне важно, чтобы они могли мной гордиться.

Для меня этот выбор был вполне закономерным, а путь к нему — вполне последовательным. Хотя мне кажется, что первым, кто открыл во мне эту склонность, был мой учитель, точнее, учителя в моем интернате. У меня всегда была склонность к паясничанью, мне нравилось смешить одноклассников, рассказывать истории, разыгрывать сценки, подражать голосом… Часто это мешало нормальному течению урока. Я умудрялся отвлечь всех от работы. Поэтому меня стали привлекать к разного рода мероприятиям, где мои таланты могли бы найти достойное применение, никого не отвлекая, но развлекая. То есть моя склонность к творчеству стала продуктивной, а не разрушительной. (Смеется.) И уже к более зрелому возрасту, мое желание сделать это профессией созрело как-то само собою, было совершенно осознанным. Я выбрал университетский курс драмы (Университет Манчестера), чтобы профессионально изучать английское драматическое искусство. У меня было ощущение, что академическое представление будущей профессии было бы правильным выбором в моем случае. Мне нравится процесс учебы.

В „Стартреке“ единственное, что меня стесняло, так это мои костюмы

Я понимаю их точку зрения, так как провел только один год в LAMDA. Мои родители не хотели, чтобы у меня был какой-то профессиональный опыт до того, как я закончу с моим образованием. Но дело даже не в этом. Я провел очень много времени на подмостках студенческого театра, пока учился в университете в Манчестере, и у меня абсолютно не было желания заниматься актерством в мое свободное время. Поэтому я не собирался поступать в Национальный молодежный театр музыки и драмы. Но я согласился на несколько спектаклей в Эдинбурге, чтобы поработать с друзьями. Там я познакомился с моим первым профессиональным агентом. Но на самом деле все это не входило в мое представление о том, как проводить время, свободное от университетских занятий. Мне хотелось настоящих каникул и жизненного опыта, который получают американские молодые люди, как ты упомянула, чтобы научиться чему-то у мастеров своего дела через практику. Ты знаешь, по-моему, в том, что говорят молодые американские актеры о преимуществе опыта, есть смысл. Ты не можешь не согласиться с тем, что есть актеры, прошедшие практическую школу бизнеса с детских лет и достигшие серьезных высот в профессии. Таких примеров множество, разве нет? Я не могу противопоставить образование практике, зная, что в каждом конкретном случае работает то, что необходимо. Я думаю, что инструментарий, приобретенный через академическое образование, не дает тебе лучшую возможность стать хорошим актером или быть лучше, чем другой актер, у которого нет такого образования. Лично я ценю мое образование за то, что оно дало мне более широкий взгляд на мир, научило дисциплине и выработало интеллектуальный фокус.

Образование расширяет границы твоего видения мира, учит тебя учиться, если хочешь, дисциплинирует тебя. Возможно, Джо Райт имел в виду все эти аспекты, говоря о преимуществе образования. К тому же актеры с образованием имеют определенный набор навыков и знаний, которые новичку приходится нарабатывать в течение времени. Ты затеяла долгий и серьезный разговор, нам с тобой времени не хватит обсудить все возможные аспекты за и против. Да и противопоставлять образование опыту, наверное, все-таки не очень этично по большому счету. Я вижу, ты хочешь возразить. Давай в другой раз поговорим об этом, когда будет больше времени. Это тема для долгой и интересной беседы на скучной вечеринке, а не для интервью. (Смеется.) Кира, кстати, замечательный пример такого исключения. При ее дислексии добиться таких феноменальных успехов профессионально! Но у нее огромный опыт, да. Интересная тема, ты права.